Казаки на Дону в 1917-1921гг. Переселение, террор, уничтожен

Ключевые события в истории Руси.
Ответить
Сообщение
Автор
hi_san

Казаки на Дону в 1917-1921гг. Переселение, террор, уничтожен

#1 Сообщение

Александр Жбанников





«ДОН ОНЕМЕЛ ОТ УЖАСА…»


(Верхне-Донское восстание казаков)

1

«В целом все то, что происходило на Дону в 1917-1921 гг. было неотрывной частью русской революции, когда противоборство двух основных сил приняло особенно ожесточенный и открытый характер».



Филипп МИРОНОВ





П

олитика, проводимая на Дону новой властью, встретила жестокое сопротивление со стороны казачества.

11(24) ноября 1917 г. ВЦИК и СНК принимают Декрет «Об уничтожении сословий и гражданских чинов». Юридически упразднялось и казачье сословие. Но в самом начале 1919 года политика «расказачивания» приняла новый смысл — массовое переселение, террор, физическое уничтожение…

Ответом явилось ВерхнеДонское восстание казаков.

В 2004 году мы должны были отметить страшную для всего населения Дона дату — 85-летие начала политики «расказачивания» и восстания на Верхнем Дону. К сожалению, она осталась , практически, незамеченной, ни демократическими, ни коммунистическими слоями населения.

Достаточно сказать, что в Вешенской — эпицентре восстания — прошло лишь… два открытых урока на базе Вешенского педагогичекого колледжа имени М.А.Шолохова, которые провели авторы этих строк и заместитель директора колледжа Л.И. Березова.

Лейтмотивом этих уроков стали слова, обращенные 31 июля 1919 года легендарным командармом Ф.К. Мироновым, вскоре погибшим в Бутырской тюрьме, В.И.Ленину:

« Гражданин Владимир Ильич!

… Требую именем революции и от лица измученного казачества прекратить политику его истребления.

… Народ стонет… Дон онемел от ужаса… Мне случайно пришлось видеть один документ (секретный) у члена коммунистической партии, в котором говорилось: «…В Донской области провести террор, арестовать и расстрелять всех богатых казаков во благо социальной революции и таким образом обезвредить казачье население и сравнять его с бедняками неимущими, а также выселить на Казачьи земли Хоперского и Усть-Медведицкого округов из центра 100 тысяч бедняков, дабы подавить собственное самолюбие казаков».

И далее, на нескольких листах мелкого убористого шрифта, шли леденящие душу подробности «красного» вандализма на Верхнем Дону, Хопре, Медведице, Чире, приведших к казачьему восстанию, вошедшему в историю как Верхне-Донское или Вешенское. Советская власть старалась не упоминать о нем в официальных источниках, стремилась вытравить его из памяти и сознания тех, кто его помнил, кто в нем участвовал.

Лишь М.А.Шолохов, один из огромной плеяды бывших и нынешних мастеров слова, имея недюжинную гражданскую и профессиональную смелость, отразил эти трагические для казачества дни на страницах бессмертного «Тихого Дона».

Потомков казаков — повстанцев не только разметало по свету. Живут они и в наших хуторах, среди тех, кто так мало знает о недавнем прошлом своей малой родины. Слишком страшным по своей кровавости и беспощадности было время первой волны расказачивания.

Факт общеизвестный, что сведения о революции в России в хутора Верхнего Дона принесли солдаты-фронтовики, бросившие фронт, и поодиночке (а то и целыми сотнями и взводами) добравшиеся домой. У всех имелись шашки, большинство были с винтовками, иногда с пулеметами. Прибывшие домой, принялись за восстановление своего, пришедшего в упадок за годы мировой войны, хозяйства.

Известие о свержении монарха стало потрясением для казаков Дона. Они не представляли себе Россию без царя. Образованная часть казаков относилась к этим событиям спокойно, но с тревогой. Беднейшая часть населения откровенно радовалась. Революционно настроенные были в восторге…

Но теперь все было по-другому...

Революция окончательно развалила привычный уклад жизни казаков, развела их по разные стороны, огненным валом прошлась по семьям и судьбам. Верхне-Донской округ станет ареной жестоких схваток Красной Армии с белой контрреволюцией, а становление Советской власти будет проходить.

Войска Красной Армии вторглись на территорию Донской области, тем самым, нарушая, казалось бы, незыблемые традиции. А вместе с собой на Дон они принесли насилие, ненависть, расстрелы...

«Нужно искренно признать, что психология рядового казачества, оказавшаяся в «гражданской» войне, была... ясна... Вспомните случаи, когда казаки, дойдя до границы своей родной земли, говорили: «Дальше не пойдем, так как там земля не наша, и вмешиваться в жизнь и порядки русского народа мы не желаем». Эти мысли были высказаны языком простою казачества, призванного на фронт из отдаленных хуторов Донских степей».[1]

Жалованье задерживалось по полгода и выдавалось не полностью, захваченные трофеи расхищались, обмундирования не хватало. Все это привело к тому, что упадок боеспособности казаков, хотя и медленно, но продолжал ползти по той наклонной плоскости, которая вела к неизбежной катастрофе.

В конце концов, боевые марши довели раздетых и разутых казаков до крайнего отчаяния. 18 ноября 1918 года одна из сотен 1-го Верхне-Донского полка самовольно снялась с позиций и пошла в тыл в станицу Вешенскую, где потребовала от своего командира выдать им новое обмундирование. Но командир категорически отказался выполнить требование. Тогда был избран новый командир.

«— По домам! — кричали казаки. — Хватит вшей кормить! Долой золотые погоны! По домам!...

— Мы отказываемся защищать Дон, а если придется, будем защищать свою станицу, — говорили другие».[2]

В станице Вешенской командующий Северного фронта Белой армии генерал Н.И. Иванов приказал отряд разоружить, а двенадцать человек — зачинщиков бунта — предал суду.[3]

Это было 30 ноября. Приговор привели в исполнение только через 3 дня, так как не нашли охотников стрелять.

В 2 часа ночи конвой с осужденными прибыл на место казни. После залпа трое повалились замертво, остальные, израненные, с воплями бежали в лес. Наутро смертники были положены в лазарет, а члены суда на всякий случай уехали из станицы. А остальная часть восставшей сотни, волею командира Северного фронта Н.И. Иванова и полковника Сабатеева, была отправлена в 28-й Донской казачий полк «для исправления».

«Одна из доблестных сотен, которая 200 дней войны пережила в окопах, всякую минуту всматриваясь в страшный образ смерти, была объявлена взбунтовавшейся толпой. Да разве это бунт? Нет, это не бунт, а справедливое требование оборванных и босых бойцов». [4]

Узнав о расстреле своих товарищей, казаки Верхне-Донского полка так и не дошли до Хоперского округа, куда их направили после выдачи обмундирования. 200 казаков с 2 пулеметами на фронт не вернулись.

Заволновались все казаки Верхне-Донского округа. Бойцы 28-го полка запросили, на каком основании расстреляли их людей, но получили ответ: «Через мертвые трупы товарищей, марш вперед!»[5]

Ответ вызвал еще большее возмущение. Мигулинский, Вешенский и Казанский полки перестали повиноваться начальникам и вступили в переговоры с противником. Офицеры бежали, а рядовые заключили мирный договор с врагом. Большевики обещали казакам, что в случае, если они прекратят вооруженную борьбу и разойдутся по домам, - мир и полную неприкосновенность Войска Донского. Уставшие изнурительных военных действий казаки поверили уговорам и вернулись в свои хутора и станицы.

Но большевики вскоре нарушили договор. В результате продвижения Красной Армии в образовавшийся прорыв, весь казачий фронт спешно отошел на линию Донца, а Верхне-Донской округ оказался за фронтом большевиков.

«Заключив договор, казаки разошлись по домам. Через три дня уже в станице появились красные и начали производить среди казаков дикую расправу. Стали увозить хлеб, угонять скот, убивать непокорных и производить насилие».[6]

П.Н. Краснов в своей книге «Всевеликое Войско Донское» впоследствии отмечал:

«Вся Россия шла на Дон. Вся Россия шла уничтожать казаков и мстить им за 1905 год. И страшно становилось казакам. Как же будут они одни против всей России?».

Страшно становится и сейчас, читая эти строки...

А «…красные, вступив на территорию округа, двигались медленно, как по болоту. Сопротивления не было, врага впереди не было, зато в каждом дворе каждого хутора были молодые с прекрасной выправкой казаки, на водопой выгоняли табуны строевых коней, почти в каждом доме были винтовки, а кое-где пулеметы».[7]

В январе 15-я Инзенская дивизия вошла в станицу Вешенскую. Повсюду начался красный террор с арестами и расстрелами...

«Во время квартирования в станице красные солдаты держали себя нагло, немало причиняли «неприятностей» и притеснений, лучшие комнаты занимались солдатскими подсумками, котелками, консервными банками и пр. барахлом, а хозяев, независимо от количества членов семьи, сгоняли в одну комнату-стряпуху и приказывали «не пищать» и «не беспокоить красных солдат, защитников всемирного пролетариата».

Всем известно, что в доме каждого казака — иконы и лампада прежде всего. И вот Ленинские солдатики, наевшись до отвалу казачьего хлеба и развалившись на полу, брали винтовки и начинали заниматься стрельбой по иконам и лампадам... Лопались стекла окон, со звоном падали иконы, пороховой дым и хохот красных солдат наполнял прежде чистую и светлую горницу казака».[8]

После ухода частей Красной Армии на фронт, станицы Верхне-Донского округа столкнулись с новой «соц. властью»: трибунал, чека, команды слежек и подслушивателей, охраняемые карательными отрядами особого назначения. Озверевшие комиссары тешились грабежом, убийством, выполняя страшную инструкцию Высшего Революционного Совета:

«ИИНСТРУКЦИЯ



Секретно

12 декабря 1918 года



От высшего Революционного Совета РСФСР,

политическому комиссару Эрлиху для исполнения.

Лица, перечисленные в пунктах, подлежат обязательному истреблению: все генералы; духовенство; укрывающиеся помещики; штабс- и обер-офицеры; мировые судьи; судебные следователи; жандармы; полицейская стража; вахмистры и урядники царской службы; окружные, станичные и хуторские атаманы; все контрреволюционеры и — все казачество (подчеркнуто авт.)».[9]

В связи с этим фактом, руководители Донбюро и Реввоенсовета Южфронга поспешили сделать вывод, будто все население враждебно Советской власти. Соответствующим образом они информировали ЦК партии и Советское правительство. Так же характеризовалось настроение казаков и во многих других сводках политотдела Южного фронта, направляемых в Москву.

Центр принял меры. В конце зимы 1919 года Гражданская война на Донской земле приняла невиданно жестокие формы. Борьба шла на полное истребление казаков. Одним из первых документов, «зачатком последующего расказачивания», направленных на Дон, стала Директива Оргбюро ЦК РКП(б), руководимого Я.М. Свердловым:

«24 января 1919 г.

Циркулярно. Секретно



Последние события на различных фронтах в казачьих районах — наши продвижения вглубь казачьих поселении и разложение среди казачьих войск — заставляют нас дать указания партийным работникам о характере их работы при воссоздании и укреплении Советской власти в указанных районах. Необходимо, учитывая опыт года Гражданской войны с казачеством, признать единственно правильным самую беспощадную борьбу со всеми верхами казачества путем поголовного их истребления. Никакие компромиссы, никакая половинчатость пути недопустимы. Поэтому необходимо:

1. Провести массовый террор против богатых казаков, истребив их поголовно; провести беспощадный массовый террор по отношению ко всем вообще казакам, принимавшим какое-либо прямое или косвенное участие в борьбе с Советской властью. К среднему казачеству необходимо принимать все те меры, которые дают гарантию от каких-либо попыток с его стороны к новым выступлениям против Советской власти.

2. Конфисковать хлеб и заставить ссыпать все излишки в указанные пункты, это относится как к хлебу, так и ко всем другим сельскохозяйственным продуктам.

3. Принять все меры по оказанию помощи переселяющейся пришлой бедноте, организуя переселение, где это возможно.

4. Уравнять пришлых «иногородних» к казакам в земельном и во всех других отношениях.

5. Провести полное разоружение, расстреливая каждого, у кого будет обнаружено оружие после срока сдачи.

6. Выдавать оружие только надежным элементам из иногородних.

7. Вооруженные отряды оставлять в казачьих станицах впредь до установления полного порядка.

8. Всем комиссарам, назначенным в те или иные казачьи поселения, предлагается проявить максимальную твердость и неуклонно проводить настоящие указания.

ЦК постановляет провести через соответствующие советские учреждения обязательство Наркомзему разработать в спешном порядке фактические меры по массовому переселению бедноты на казачьи земли.

Центральный Комитет РКП».[10]

Но на деле эти репрессии коснулись почти всего казачества. Требования же репрессий по отношению ко всем казакам, выступавшим ранее против Советской власти, не учитывало начавшегося перелома в настроении середняцкого казачества, отхода части его от контрреволюции.

«Бесовская директива ЦК большевиков от 24 января 1919 года по существу стала сигналом к физическому истреблению коренного казачьего населения. При этом уничтожалось казачество, составляющее цвет нации южного порубежья России.

Казнили офицеров-героев Первой мировой, атаманов, духовенство, представителей интеллигенции, имущих и работящих казаков. В «расход» шли даже старики — их убивали за девятьсот пятый. Насаждались чуждые административные деления: волости, села. Под запретом оказалось само слово «казак».

Много лет эти изуверства или замалчивались, или «списывались» на «перехлест» братоубийственной войны. На самом деле события 85-летней давности были только первым, хотя и самым кровавым шагом по «ликвидации казачества». И не как «сословия», а — народа!

Автор этих строк (П. В. Косов — прим.), работавший в Ингушетии в середине 90-х, не раз убеждался в том, что местные вайнахи и понятия не имели о репрессиях по отношению к казакам. Они сокрушались по поводу собственных гонений, выселению калмыков, балкарцев, крымских татар, но только не участи казаков. И это притом, что число погибших казаков несопоставимо с потерями перечисленных народов. Последствия этого сказываются до настоящего времени».[11]

По воспоминаниям казака станицы Казанской — очевидца тех событий — Я. Назарова, «каждую ночь отряд большевиков, расположенный в нашей станице, арестовывал многих лиц и сажал в комендантское управление. Никто оттуда не возвращался, всех расстреливали. Расстрелы производились в поле, за станицей, обыкновенно — ночью.

Арестованные сами себе рыли ямы. Ямы были не очень глубокие, и станичные собаки грызли трупы расстрелянных. Я помню, нашел у нас в саду чью-то обглоданную руку».[12]

10 февраля 1919 г. Сокольников направляет телеграмму в Москву Ленину и Свердлову следующего содержания:

«ТЕЛЕГРАММА



Москва, ВКП/б/,

Молоховая, 7.

ЦК коммунистов

ЛЕНИНУ, СВЕРДЛОВУ

Филоново, 10 февр. 1919 г.



Директива ЦK нуждается дополнением, учитывающим необычайное обострение отношении (между стариками и молодыми). Необходимо удалить старшие годы, для чего провести их трудовую мобилизацию для общественных работ примерно использовать для подмосковною угольною района, постройки ж.д., разработки торфа, сланцев. Для этой цели нужно приступить к постройке концентрационных лагерей.

Пункт первый директивы не может быть принят ввиду массовой сдачи казаков полками, сотнями, отдельными группами.

Настроением северных округов констатируется резкий перелом.



Сокольников».[13]

Донбюро, в то же время, в дополнение к Директиве Я. Свердлова разработало свою собственную директиву ревкомам:

«В целях скорейшей ликвидации казачьей контрреволюции и предупреждения возможных восстаний, Донбюро предлагает провести через соответствующие советские учреждения следующее:

1. Во всех станицах, хуторах немедленно арестовать всех видных представителей данной станицы или хутора, пользующихся каким-либо авторитетом, хотя и не замешанных в контрреволюционных действиях, и отправить как заложников в районный революционный трибунал.

2. При опубликовании о сдаче оружия объявить, что в случае обнаружения по истечению указанного срока у кого-либо оружия, будет расстрелян не только владелец оружия, но и несколько заложников.

3. В состав ревкома ни в коем случае не могут входить лица казачьего звания не коммунисты».

Дон превратился в ад. Это видели все, даже красные. Казак Филипп Миронов, командовавший конным корпусом красных, с горечью писал:

«Коммунисты своими злодеяниями вызвали на Дону поголовное восстание. Кровь, теперь пролитая на Южном фронте, это кровь напрасная и лишняя, и проливается она под сатанинский хохот новых вандалов, воскресивших своими злодеяниями времена средневековья и инквизиции. Население стонало от насилия. Нет хутора и станицы, которые не считали бы свои жертвы красною террора десятками и сотнями. Дон онемел от ужаса».[14]

Правды Миронову не простили...

Казням подвергались даже дети. Был случай, когда красные «посадили на кол» мальчонку только за то, что тот бегал за ними и называл «краснопузыми».

Комиссары хотя и обезоружили казаков, забрав даже коней, но оружие все-таки было припрятано «про черный день». День этот близился. Казаки с осторожностью поддерживали беспрерывную связь между хуторами и станицами, выжидая момента для выступления.

Казаки, доведенные до крайнего отчаяния, пробирались из одного хутора в другой, собирали сведения о количестве хуторов, готовых к неизбежному восстанию...

Здесь, на наш взгляд уместно привести один рассказ потомка казака-повстанца.

Николай Ильич Великанов — ученый агроном, всю жизнь проработал на полях хозяйства, и по сей день носящего имя М.А.Шолохова. В свое время степень его авторитета была столь велика, что в составе немногочисленной делегации Вешенского района побывал в Шадринском районе Курганской области у Терентия Мальцева, которого высоко чтил и ценил М.А. Шолохов, принимавший народного академика у себя дома, в станице.

К тому же, Николай Ильич слывет в районе и как активный селькор местной газеты, правдивый краевед и историк.

Вот что он рассказал нам в феврале 2003 года:

«Полыхало восстание на Дону. Однако Хоперские станицы: Слащевская, Букановская, Федосеевская, казаки которых составляли 14-й полк, жили спокойной жизнью.

В разгар восстания в наш хутор Калинин приехал с ординарцем сотник. Атаман собрал сходку, сотник представился:

— Я Павел Чумаков, командир Гороховской повстанческой сотни (хутор Гороховский расположен в шести километрах от Вешенской — прим. авт.), — прибыл к вам для связи.

Вахмистр Платон Ермаков с усмешкой бросил:

— А мы думаем, как с вами развязаться.

Сотник рассердился:

— Ну и вас, тихони, жареный петух клюнет!

Однако другие казаки во главе с вахмистром Петром Селивановым спросили у сотника:

— А что нам делать?

Сотник предложил создать боевую дружину, пообещав прислать офицеров для создания боевых сотен и дружин. Так была создана боевая дружина во главе с вахмистром Петром Михайловичем Селивановым. В состав дружины вошли казаки (служилые) хуторов Калинина, Травинского, Краснополовского, Дубовского, Реутовского, Панкратовского ( эти хутора входят сейчас в состав Волгоградской обл., расположены к северу от ст. Вешенской на расстояние , примерно в 45-50 км. — прим. авт.).

Мой дедушка, малограмотный казак, в звании вахмистра, всю германскую войну командовал взводом разведки Букановской сотни 14-го полка (ст. Букановская расположена ниже по течению Дона, родина М.П. Громославской, в замужестве Шолоховой — прим. авт.). Командовал успешно, за что пользовался уважением сослуживцев. Его взвод частично составляли казаки Букановской станицы, частично, его земляки белогорцы (хутор Белогорский, ныне Волгоградской обл. граничит с Шолоховским районом — прим. авт.), любишенцы ( хутор Любишенский неоднократно упоминается М.А.Шолоховым и в «Поднятой целине», и в «Тихом Доне», он также граничит с Шолоховским районом — прим. авт.).

По совету грамотного казака Никандра Дронова взвод разведчиков решил устраниться от участия в восстании и спрятались в Войсковой дубраве между хуторами Шакиным и Ожогиным ( в 35—40 км. к северу от Вёшек — прим. авт.). По субботам взвод делился: букановцы — к себе домой, белогорцы — к себе. Надо было пополнить запасы продовольствия и сменить белье.

И в это время в хуторе Рябовском расквартировался карательный батальон Красной Армии для борьбы с восставшими. У тестя, Ивана Нестеровича Великанова, стояли на квартире командир и комиссар батальона. Бабушкины братья — Куприян, Федор, Михаил — служили уже у красных. Они услышали, как командир и комиссар говорили между собой :

— В хуторе Белогорском нужно арестовать двух вахмистров: Ивана Великанова и Никандра Дронова. Оба пользуются большим авторитетом у казаков и могут поднять их на восстание. А вот кого послать, кто их знает?

Вызвались Зоткины, братья бабушки. Красные командиры, не знали, что это шурины Ивану Великанову. Они и явились в хутор Белогорский. Застали Ивана Великанова и Никандра Дронова дома. Предупредили их об опасности. С тем и уехали домой. Но кто-то донес красным, что они родственники. Тогда выделили семь отчаянных красноармейцев. Но они не застали ни Ивана, ни Никандра: вахмистры ушли в Войсковую дубраву ( к стати, и хутор Рябовский, и Войсковая дубрава упоминаются в произведениях М.А.Шолохова; места реальные, знакомые многим — прим.авт.)

Красноармейцы пристали к отцу Ивана Нестеровича:

— Где сын?

— А Бог его знает? Время смутное.

— Ну, старый хрыч, прощайся с семьей!

Внуки и женщины заплакали, заголосили. Детей заперли в коридоре. Деда раздели и повели на расстрел. Но его жена забежала наперед и затараторила:

— Ребятушки, а может договоримся. На что он вам сдался дед. Я ведь вам поставлю бутыль самогона — первача, табачку, мешочек сальца…

Это подействовало.

Пошептавшись, они деда отпустили, сказав при этом:

— Живи хрыч, а Ваньку твоего шлепнем…

Забрав магарыч, красноармейцы удалились. Но, поскольку это была суббота, то тут же заявились разведчики из дубравы.

— Здоров, батя, — произнес Иван.

Дед молчал.

— Да ты что, оглох что ли?

Выбежала старуха:

— Он испуган. Его красные чуть не расстреляли.

— Какие красные чуть не расстреляли? Где они?

Пастух, пригнавший скотину с пастбища, сообщил:

— Да вон они в Ермиловской балке пьянствуют. Лошадей спутали, винтовки в козла поставили…

— По коням, за мной?

Бывшие разведчики без труда окружили красноармейцев, забрали лошадей и оружие. Привели их на майдан. Быстро собралась сходка. Старики настаивали казнить красноармейцев. Но Великанов и Дронов не согласились, сказав:

— Лошадей и оружие им не вернем. Их начальство не помилует…

Ограничились поркой плетьми.

А сходка решила:

— Хватит прятаться. Надо организоваться, иначе перебьют по одиночке.

На второй день служилые казаки отправились в хутор Калинин и влились в Калининскую боевую дружину. Приехали командиры из Вешенской. Привезли оружие, боеприпасы. Вскоре дружина пополнилась казаками хуторов Глухой, Попов, Шакин, Евсеев. Заняли позицию в районе хутора Глухой у Лохматого кургана. Курган стал наблюдательным пунктом, а лесистые овраги хорошо прикрывали и маскировали.

Однако каратели тоже не дремали. Они решили уничтожить полк, сформированный из боевых дружин. В районе хутора Евсеев произошел бой. Повстанцы сражались отчаянно. Карателей разбили. Их преследовали до хутора Холомкин. Вскоре к красным пришло пополнение. Полк повстанцев вынужден был отступить в ст. Букановскую и слиться с вешенскими повстанцами.

Казаки не хотели восставать. Надоели действительная служба, четыре года германской войны, Гражданская война. И всё кровь и смерть, смерть и кровь! А жить хотелось мирной жизнью, растить детей, внуков…»

Николай Ильич Великанов, он проживает сейчас в хуторе Колундаевском Шолоховского района, находится на заслуженном отдыхе. Он показал уникальнейшую фотографию. На ней — сидят и стоят — десять казаков, молодых, в форме, при оружии: в руках шашки, у ног, на полу, винтовки.

— На фотографии в центре, в папахе, с погонами вахмистра, мой дедушка, Иван Нестерович: по левую руку от него — Артамонов Иван, по правую — Пристансков Игнат; с шашской наголо — Великанов Афанасий. А рассказ мой, — заключил Николай Ильич, — составлен со слов родственников, участников тех событий.

А красные тем временем уводили осужденных в степь, где совершали над ними инквизицию: рубили головы, вырывали языки, снова пришпиливали голову к туловищу, наносили десятки штыковых ран в безжизненное казачье тело и оставляли потом на расхищение псам и диким зверям И ходило среди чекистов следующее четверостишье:

«Вот вам честь глухую полночь —

Быстрым шагом на покои!

Пусть гниет казачья сволочь,

С нами — молот-серп с звездой».

Алексея Петровича Грибанова, к чьим дневниковым записям, мемуарам мы прибегаем в ходе всей работы, нельзя, ни в коей мере, заподозрить в симпатиях к восставшим. Он изначально был на стороне Советской власти. Коммунист. Кавалер ордена Ленина. Обладатель именного оружия.

Но и он пишет:

«… На местах, и даже среди руководящих работников Ростовского Донревкома, были допущены серьезные ошибки при проведении земельной, продовольственной политики. Некоторые даже ставили вопрос «О расказачивании» и расчленении Донской области. Ростов, например, был объявлен «коммуной», с распределением Советам права распоряжаться предметами потребления, кому бы они не принадлежали…

…Тысячи белых и красных погибли в ожесточенных боях между собой в степях, станицах, хуторах многострадальной вешенской земли, были расстреляны, зарублены по приговору военно-полевого суда и решению ревтребунала, а еще больше погибло без всяких приговоров и решений — по приказу начальства, самосудам, убийствам из-за угла…»

Алексей Петрович Грибанов приводит не только немногочисленный, состоящий 17 человек, список красных добровольцев, но и

С П И С О К
добровольцев, принятых к комендантскую команду

(Читай: расстрельную — прим. авт.)

1.Киселев Федор

2.Мироненко Николай

3.Кириченко Павел

4. Грибанов Константин

5. Кобцов Федор

6. Шестопалов Ефим

7. Вахнин Иван

8. Климов Леон

9. Косоножкин Николай

10. Резцов Илья

11. Сулин Николай.

Далее А.П.Грибанов пишет, констатируя факт : «…Из записавшихся в Красную Армию добровольцев лишь четверо были казаками (Климов, Косоножкин, Резцов, Сулин), а остальные — иногородние…

… Конечно, несколько казаков добровольцев на 25 — 30 тысяч населения тогдашнего Вешенского станичного юрта — цифра прямо-таки ничтожная…»

Следуя п.п. 3 и 4 Директивы ЦК, выписывались на Дон «иногородние», пришлые ...

«Русские мужики с севера; иногородние, босяки с тюремными знаками и прозвищами, поверившие в счастливое будущее социализма, в сатанинские идеи, чтоб ничего не делать, а сытно жить, убивали хлеборобов, казаков-тружеников, прирожденных воинов, храбрых защитников Руси, начиная с древних времен. По Верхнему Дону полыхали курени и хаты, под ножами ревел скот. Из степи до ближайших железнодорожных станций ... в помощь «голодающему пролетариату» выкручивали хлебушек, хозяйскую животину. Сорок дней шла жестокая расправа над казачеством. Изо дня в день росло в народе желание кровавого возмездия. Казаки и казачки ждали призыва к оружию, ждали голос народного заступника и вождя».

Еще до выхода Директивы от 24 января ряд видных работников Южного фронта высказали свое мнение по этому вопросу.

С. Сырцов:

«Иной политики, кроме политики быстрого и решительною обезвреживания контрреволюционеров, кроме террора, положение не могло диктовать…»

Член ЦК и член РВС Южфронта Г. Сокольников:

«... Массовый террор в занимаемых областях совершенно нежелателен и недопустим, помогал красновскому запугиванию, затрудняя наше продвижение. Террор применим только к выдающимся деятелям белогвардейскою лагеря, подозрительные и ненадежные элементы подлежат аресту и отправлению в Борисоглебск и Балашов».[15]

5 февраля 1919 года для руководства Советов была издана Инструкция:



«ИНСТРУКЦИЯ

На основании приказа Командующею 4-й армией и Уральского Революционного Комитета объявляется для руководства Советов нижеследующая инструкция:

1. Все оставшиеся в рядах казачьей армии после 1 марта объявляются вне закона и подлежат истреблению.

2. Все перебежчики, перешедшие на сторону Красной Армии после 1 марта, подлежат безусловному аресту. Чрезвычайной Комиссии предлагается строжайшим образом расследовать обстоятельства их перехода.

3. Все семьи, оставшихся в рядах казачьей армии после 1 марта, объявляются арестованными и заложниками.

4. Объявленные заложниками поступают на учет местного Совета; членам указанных семей и их имуществу производится учетная перепись.

5. Выезд семьям и их членам, объявленным заложниками, безусловно, воспрещается.

6. Все члены семей, объявленных заложниками, дают во исполнение п. 5 под подписку.

7. В случае самовольного ухода одной из семей, объявленных заложниками, подлежат расстрелу все семьи, состоящие на учете данного Совета.

8. В случае самовольного ухода одного из членов семьи, объявленной заложниками, подлежат расстрелу все члены данной семьи.

9. Имущество расстрелянных конфискуется и распределяется среди бедняцкого населения.

10. Выполнение пунктов настоящей инструкции возлагается на сельские и волостные Советы.

11. Право наказания по п.п. 7 и 8 настоящей инструкции принадлежит Чрезвычайной Комиссии.

12. Все сражающиеся против Красной Армии с оружием в руках и перебежчики, перешедшие после 1 марта и освобожденные из-под ареста, лишаются права голоса, находясь на положении деревенской буржуазии.

13. Местным Советам предоставляется право ходатайствовать о возвращении перебежчикам избирательных прав.



С подлинным верно:

Управ. Делами Ревкома

Копия верна:

Секретарь Каз. Ощ. ВЦИК Ив. Ульянов».[16]



В тот же день, 5 февраля 1919 года, Реввоенсовет Южного фронта отдал приказ № 171:

«Интересы Российской Социалистической Республики требуют проведения самых быстрых а решительных мер по борьбе с контрреволюцией на Дону. Учреждая в этих целях военно-революционные комитеты и наделяя их чрезвычайными полномочиями, РВС Южфронта впредь до образования повсеместно на Дону таких органов, приказывает в виду немедленного осуществления мероприятии по борьбе с контрреволюцией создать временные полковые военно-полевые трибуналы на нижеследующих основаниях:

1. При каждом полку утверждается временный трибунал, который движется вместе с наступающим полком.

2. Трибунал действует как на пути продвижения части, так и в месте ее расположения, в данный момент являясь органом суда и расправы со всеми контрреволюционными элементами, не подлежащими в данный момент к составу полка.

3. Трибунал состоит из политкома полка, являющегося председателем трибунала, и из двух членов и одного кандидата из состава полковой ячейки.

4. Опрос свидетелей может иметь место в том случае, если трибунал находит это необходимым.

5. Приговоры трибунала обжалованию не подлежат.

6. Материалы по всем делам полковые трибуналы должны препровождать в соответствующие окружные ревкомы через политотделы дивизий.

Приказ вводится в действие по телефону.

РВС Южного Фронта:

Ходоровский, В. Гиттис

Управделами РВС Южного Фронта

В. Плятт».



Двумя днями позднее, 7 февраля, за Приказом последовала и Инструкция Реввоенсовета Южфронта к проведению директивы ЦК РКП(б) о борьбе с контрреволюцией на Дону:

«г. Козлов

7 февраля 1919 г.



Основная задача всех создаваемых на Дону революционных органов сводится к беспощадному подавлению контрреволюции и к обеспечению Советской Республики от возможности ее повторения.

В этих видах учрежденные приказом Реввоенсовета Южфронта ревкомы и временные полковые военно-полевые трибуналы должны через посредство опроса так называемых иногородних, а также путем массовых обысков в занимаемых станицах и хуторах и вообще всяких селениях на Дону обнаруживать и немедленно расстреливать:

а).

всех без исключения казаков, занимавших служебные должности по выборам или по назначению: окружных и станичных атаманов, их помощников, урядников, судей и проч.;

б).

всех без исключения офицеров Красновской армии;

в).

вообще всех активных деятелей Красновской контрреволюции;

г).

всех без исключения агентов самодержавия, приютившихся на Дону, начиная с министров и кончая полицейскими;

д).

активных представителей российской контрреволюции, собравшихся на Дону;

е).

всех, без исключения богатых казаков;

ж).

всех, у кого после объявленного срока о сдаче оружия таковое будет найдено;

з).

имущество расстрелянных конфискуется и передается в распоряжение ревкомов для удовлетворения потребностей рабочих и малоимущего населения из иногородних;

и).

лица и целые группы казачества, которые активного в борьбе с Советской властью участия не принимали, но которые внушают большие опасения, подлежат усиленному надзору и в случае необходимости аресту и препровождению в глубь страны по специальным указаниям Реввоенсовета Южного фронта. Имущество таких лиц не конфискуется, а передается во временное распоряжение и использование ревкома.

ПРИМЕЧАНИЕ. Террор против таких групп, прежде всего против среднего казачества, не должен быть, однако, единственным средством нашей борьбы за укрепление советского режима. Одновременно среди среднего казачества должна вестись интенсивная политическая работа, имеющая своей задачей расколоть эту социальную группу и часть ее определенно привлечь на сторону Советской власти;

к).

наряду с мерами суровой расправы временные революционные органы должны преследовать цель социально-экономического обескровливания верхов и отчасти средних кругов казачества. Политика контрибуций. А также конфискации всех излишков хлеба и других сельскохозяйственных продуктов должна проводиться организованно и планомерно со всей беспощадностью;

л).

переселение малоимущих иногородних на казачьи земли и в их жилища должно начаться немедленно и проводиться как мера революционная, рассчитанная на обессиливание казачества и на укрепление элементов, близких Советской Республике. Эта задача не программная, а задача дня, и ревкомы должны приступить к ее осуществлению, не ожидая специальных и подробных указаний, а руководствоваться годичным опытом советской политики;

м).

все перечисленные в настоящей инструкции задачи должны быть осуществляемы ревкомами. Временные полковые военно-полевые трибуналы проводят указанные меры только во время пребывания частей в тех или иных местностях. Основная задача частей — выполнение непосредственных боевых задач. По мере продвижения вперед все дело уничтожения контрреволюции переходит полностью и целиком к ревкомам.



Революционный военный совет Южфронта:

И. Ходоровский, В. Гиттис, А. Колегаев



Управляющий делами Реввоенсовета Южфронта В. Плятт».[17]



В записке от 9 и 24 февраля 1919 года Реввоенсовет Южфронта просит Центр «безотлагательно разрешить вопрос о порядке направления пленных казаков в тыл, указав пункты… Необходимы концентрационные лагеря с полным изъятием казачьего элемента из пределов Донской области и полосы фронта»[18]

Классовая борьба обострилась решительными мерами по изъятию хлебных излишек, причем «зачастую не учитывались различия между хозяйственными кулаками и трудящимися крестьянами и казаками»[19]. Все это приводило к тому, что «сплошь и рядом по неопытности советских работников, по трудности вопроса, удары, которые предназначались для кулаков, падали на среднее крестьянство».[20]

Новые колебания мелкобуржуазной массы на Дону были усилены перегибами, истоками которых была та же стихийность и мелкобуржуазная ограниченность крестьянского движения.

Агитация казачества считалась делом важным, но на должную высоту поставлена не была. Зато белые агитаторы промашки не дали. Раскрыв рты, слушали ошалевшие казаки, что «большевики казаков непременно хотят расказачить, землю у них всю отобрать и отдать петроградским рабочим, а казахов выселить в Сибирь; коммунисты же хотят выстроить большой дом длиною от Черною до Белого моря, посередине будет коридор, а сверху железная дорога, все церкви переделают на театры, на иконы будут делать налоги: на Спасители — 200 рублей, а на Богородицу—150 рублей».

А репрессивные меры все усиливались. В ответ на начало верхнедонского восстания Донбюро ВКП(б) в апреле 1919 года по предложению Л.Д Троцкого вынесло резолюцию об отношении к казачеству. В ней впервые прозвучали суровые слова. Среди которых — «уничтожить».

«…Политика центральных и местных (Донских) органов власти должна определиться положениями:

1) существование донского казачества с его экономическим укладом жизни, остатками экономических привилегий, прочно укрепившимися реакционными традициями, воспоминаниями о политических привилегиях, пережитками патриархального строя, с доминирующим бытовым и политическим влиянием более богатых стариков и тесно сплоченной группы офицерства и чиновничества, стоит перед пролетарской властью неизменной угрозой контрреволюционных выступлений…

Положению Советской власти, угроза успешного наступления на которую еще не устранена, наличность этого кадра живой силы контрреволюции грозит величайшей опасностью.

Все это ставит насущной задачей вопрос о полном, быстром, решительном уничтожении казачества как особой экономической группы, разрушении его хозяйственных устоев, физическое уничтожении казачьего чиновничества, активно контрреволюционных, распылении и обезвреживании рядового казачества и о формальной ликвидации.[21]

Писатель В. Успенский с ужасом отвечал на эту резолюцию:

«...По предложению Льва Давидовича, по его настоянию ЦК РКП(б) принял резолюцию о полном уничтожении донскою казачества. Это же надо: принять решение об уничтожении населения на территории, равной среднему европейскому государству!.. в мировой истории, полной всяческих трагедий, не было столь варварских решений!»



Член облревкома И.И. Рейнгольд, вторя Троцкому, в своем письме к В.И. Ленину отмечал:

«Бесспорно, принципиальный взгляд на казаков, как на элемент чуждый коммунизму и советской идее, правильный. Казаков, по крайней мере огромную их часть, надо рано или поздно, просто истребить физически, но тут нужен огромный такт, величайшая осторожность и всякое заигрывание с казачеством; ни на минуту нельзя забывать, упускать из виду того обстоятельства, что мы имеем дело с воинственным народом, у которою каждая станица — вооруженный лагерь, каждый хутор — крепость».

С соответствии с этими ошибочными установками, руководители Донбюро настаивали на немедленном расчленении Донской области., ввели новое административное деление. Переименовали станицы и хутора в волости и деревни. Запрещалось произносить само слово «казак», носить лампасы, проведить ярмарки, изымалась упряжь с телегами и т. д.

Донбюро предлагало упразднить войсковую собственность на землю, наделить войсковыми и юртовыми землями крестьян и переселенцев «с соблюдением по возможности форм коллективного землепользования», наложить контрибуцию на отдельные станицы, ввести чрезвычайный налог с таким расчетом; чтобы он главной своей тяжестью, наряду с крупной буржуазией, лег на казачество. Предлагалось переселение крестьян из Центральной России.

«Необходимо широко провести вывод казаков за пределы области, для этого должна быть разработана система частных мобилизаций».[22]

Однако, против установки на «расказачивание» выступали многие партийные, советские и военные работники в освобожденных районах Дона. Резко критиковали руководителей Донбюро член Морозовского ревкома Донсков; уполномоченный ВСНХ в Хоперском округе — московский рабочий Нестеров; старый большевик, зав.политотделом реввоенсовета Южфронта В. Трифонов; член Донбюро А.А. Френкель...

В июле 1919 года В.И. Ленин затребовал от казачьего отдела ВЦИК, Донбюро РКП(б), РВС Южфронта все материалы, относящиеся к казачьему вопросу. Изучив их, побеседовав с рядом донских работников, В.И. Ленин на заседании Политбюро ЦК РКП(б) 13 августа 1919 года предложил принять воззвание к трудовому казачеству, разъясняющее основы Советской политики. 16 августа за подписями В.И. Ленина и М.И. Калинина воззвание было опубликовано. В нем торжественно заявлялось, что рабоче-крестьянское правительство «не собирается никого расказачивать насильно, оно не идет прошв казачьего быта, оставляя трудовым казакам их станицы и хутора, их земли, право носить какую хотят форму».

Сейчас появляются все новые и новые сведения о причинах восстания казаков Верхнего Дона, о помыслах людей, совершивших и финансировавших революцию в России и расказачивание на Дону, Кубани, Тереке... Особенно выделяется следующее: революция в России и расказачивание — результат разрушительной силы политики сионизма.

Вот что сказал в своем выступлении 14 октября 2000 года на III Всемирном сборе казаков глава администрации Краснодарского края Н.И. Кондратенко:

«... Мы даже не хотим задуматься над тем, что пережили наши предки, когда бойкие эмиссары в кожанках, нацепив парабеллумы и окрасив русских в разные цвета радуги, толкали сына идти с шашкой против отца, брата на брата. Зачем они убивали друг друга? Для того, чтобы дать своим детям лучшую жизнь? Да, с трибун ... убеждали, что другого пути к счастливому будущему у народов России нет. А какие цели при этом преследовались на самом деле?

В своих «Воспоминаниях» ювелир царского двора Арон Симанович дословно приводит высказывания Троцкого-Бронштейна в сионистском кругу:

«Мы должны превратить Россию в пустыню, населенную белыми неграми, которым мы дадим такую тиранию, какая не снилась самым страшным деспотам Востока... Мы прольем такие потоки крови, перед которыми содрогнутся и побледнеют все человеческие потери капиталистических войн. Крупнейшие банкиры из-за океана будут работать в теснейшем контакте с нами. Если мы выиграем революцию, раздавим Россию, то на погребальных обломках ее укрепим власть сионизма и станем такой силой, перед которой весь мир опустится на колени...

Путем террора, кровавых бань мы доведем русскую интеллигенцию до полного отступления, до идиотизма, до животного состояния... наши юноши в кожаных куртках — сыновья часовых дел мастеров из Одессы и Орши, Гомеля и Винниць! — умеют ненавидеть все русское. С каким наслаждением они физически уничтожают русскую интеллигенцию, офицеров, академиков, писателей!..»

Это он — жидомассон Бронштейн — составлял для большевиков генеральный план революционного обновления мира. Цитирую:

«Жизнь, даже чисто физиологическая, станет коллективно-экспериментальной. Человеческий род... снова поступит на радикальную переработку и станет... объектом сложнейших методов искусственного отбора и психофизической тренировки» (газета. «Правда», 29 сентября 1923 года). И далее: «Уничтожить как таковое, расказачить казачество — вот наш лозунг. Снять лампасы, запретить называться казаком, выселить в массовом порядке в другие области».

Вот какие задачи решал в России сионизм, искусно маскируя их лозунгами революции».[23]

А политика расказачивания, проводимая на Дону большевиками, впоследствии была признана ими самими ошибочной. Результатом ее стали многочисленные жертвы, упадок хозяйства, обнищание масс...



2



«Восстание в Вешенском районе началось на почве применения военно-политическими инстанциями армии и ревкомами массового террора по отношению к казакам, восставшим против Краснова и открывшим фронт советским войскам».[24]

Филипп МИРОНОВ.



А был ли путь, метод, была ли система мер, способов, возможных предовратить или прекратить восстание и обойтись без ненужных и многочисленных жертв с обеих сторон?

Обстановка на Дону, в связи с непопулярной и зачастую необдуманно жесткой политикой большевиков, накалялась… Не хватало лишь «искры»… А решающую роль сыграло именно расказачивание, принудившее население станиц и хуторов поголовно взяться за оружие.

Во всех докладах с мест повторялось, что настроение казачества подавленное, но оппозиционное, оно твердо лелеет мысли о неизбежной борьбе с коммунистами. Они ждали своего часа. И этот час настал ...

«Зашумели по станицам и хуторам дерзкие речи про комиссаров. Открыто, не потаясь, читали на севере стихотворение в прозе донскою писатели Ф.Д. Крюкова, директора Усть-Медведицкой гимназии, «Родимый край». Пророчески говорил в ней скромный Федор Дмитриевич:

…«Во дни безвременья, в годину смутную развала и паденья духа, я, ненавидя и любя, слезами горькими оплакивал тебя, мой края родной... Но все же верил, все же ждал: за дедовский завет и за родной свой угол, за честь казачества взметнет волну наш Дон седой... Вскипит, взволнуется и кликнет клич, клич чести и свободы».

«И взволновался Тихий Дон... Клубится по дорогам пыль, ржут кони, блещут пики... Звучат родные песни, серебристый подголосок звенит вдали, как нежная струна... Звенит, и плачет, и зовет... То край родной восстал за честь отчизны, за славу дедов и отцов, за свой порог родной и угол».

«Кипит волной, зовет на бой родимый Дон... За честь отчизны, за казачье имя кипит, волнуется, шумит седой наш Дон, родимый край»…[25]



На VIII съезде партии В.И. Ленин сказал:

«У нас имеются данные о том, что в восстаниях, которые происходили в некоторых местах, ясно виден общий план, и этот план ясно связан с военным планом белогвардейцев, решивших на март общее наступление и организацию ряда восстаний».[26]

А новый Донской атаман А.П. Богаевский в первом же своем «обращении к народу» — приказ № 282 — от 6 февраля — обнадежил объятых паникой приспешников:

«Далеко зашел он, незваный и непрошеный, и теперь уже сам чувствует тревогу за свой беспорядочный грабительский тыл: ведь там, позади его, скоро-скоро горячие лучи весеннею солнца растопят лед старого Дона, Хопра, Медведицы, и в бурных волнах найдет свою могилу тот, кто не успеет вовремя уйти».

Вряд ли атаман так уповал на половодье. О Доне, которому приближался фронт, и разлив которого действительно мог сорвать наступление красных, не сказано ни слова. Зато речь очень напоминает воззвание казаков Мигулинской станицы в 1918 году:

«Скоро, скоро наступит то время, когда мы, казаки, скажем свою волю открыто».[27]

Подготовка к восстанию, несомненно, шла, «для чего оставлялись целые части под видом сдавшихся в плен или нежелавших воевать».[28]

Казаки х. Шумилина (Казанской станицы) зорко наблюдали за передвижением частей красного ополчения. В ночь под 26 февраля (11 марта — по н.с.) 1919 года напали на спящий карательный отряд, расположенный в том же хуторе. Комиссары были уничтожены. Истребив отряд грабителей, хуторяне с присоединившимися казаками ближайших хуторов в конном строю помчались на Казанскую, уничтожая по пути красных. Призывали казаков присоединиться. Около 5 часов ночи под вой зимней вьюги конные под командованием подхорунжих и урядников окружили станицу Казанскую. Бесшумно двинулись в центр, ликвидируя патрули и часовых. Солдаты карательного отряда, которых было 300 человек при 20 пулеметах, и эшелон около 1000 штыков, бросились к оружию, но вскоре обратились в бегство, укрываясь по дворам, в садах и тесных углах станичных построек.

Позже С.И. Сырцов докладывал в Центр о положении на Дону:

«21 апреля 1919 г



…Казаки, вооружившись запрятанным оружием (позже выяснилось, что оружие у них было запрятано в реке и зарыто в гробах на кладбище), напали на революционный комитет…

В станицах осталось много оружия, отобранного у казаков, все это оружие было ими захвачено, и это дало им возможность широко вооружиться. Кроме оружия ими было захвачено много складов с различным имуществом тыловых учреждений 8-й армии и ее дивизий (транспорт с патронами Инзенской дивизии, инженерное, телеграфное и телефонное имущество Московской дивизии, обмундирование, некоторое количество снарядов).

…Во многих перехваченных нами приказах и воззваниях формулируется платформа восставших: «Мы не против Советов, мы за то, чтобы народ сам выбирал эти Советы, мы против коммунистов, против коммун, против комиссаров, жидов, против реквизиций, грабежей и расстрелов».[29]

Началась мобилизация по Мигулинским хуторам, к станице выдвинулось примерно 250 казаков. К обеду 26 февраля четыре конные сотни из Казанской и хуторов Дубровского и Варваринского взяли станицу в полукольцо. Около 3 часов дня на окраинах Мигулинской послышалась стрельба. Казаки наступали в центр станицы. Узнав, что они окружены казаками, красные побежали, но всюду натыкались на восставших и погибали под острыми штыками, шашками и прикладами.

Истребив Мигулинский гарнизон, в ночь под 27 февраля 100 конных из Солонцовского, Решетовского и Чиганацкого хуторов под командою подхорунжего Е.В. Ермакова выступили на Вешенскую с целью застать врасплох окружной ревком и трибунал.

Фланги объединенного отряда мятежников двинулись по придонским хуторам: Затону, Чиганакам, Пигаревке и по отстоящим от станицы на север: Черновке и Гороховке.

Сохранились воспоминания очевидцев о том, что «… у дороги на хутор Гороховский ими был убит следователь ревтрибунала Григорий Громов, пытавшийся уйти из станицы Вешенской на хутор Гороховский, что лежит в семи километрах от райцентра, где жила его семья. Второй следователь, Крамсков Дмитрий, оказался отрезанный казаками и остался дома (ныне ул. Шолохова №104), и полгода, до возвращения красных жил в яме под полом».

По дороге восставшие проводили мобилизацию. Были посланы гонцы на противоположный берег Дона в хутор Базки, чтобы местные казаки перекрыли путь отступления через Дон.

Старожилы вспоминают: «…сотрудник окрвоенкомата, бывший офицер Кудинов Павел Назарович, во время отхода красных находился в доме тещи, стоявшем тогда на берегу у переправы через Дон. Пропустив на лед отступающих красных, Кудинов открыл по ним стрельбу, а затем присоединился к повстанцам».

Утром 27 февраля (12 марта) 1919 года комендант Округа, узнав об исчезновении высшего начальства и ЧК, всполошился и принял меры к обороне станицы Вёшенской. Около 8-9 утра конница восставших рассыпалась лавой и, прикрываясь песчаными бурунами, таловыми кустарниками и бором осины, окружила станицу с севера, востока и запада, с расчетом, что разбитый противник бросится через Дон, где должен быть встречен Базковской группой восставших. Когда началась атака, красноармейский дозор открыл пулеметный огонь. Испуганные Полурота красных при 8 пулеметах удерживала северо-западную рощу, чтобы не дать восставшим обойти станицу левым берегом Дона. Но полутора была разбита и, отступая, оставила пулеметы...

По словам историка А.В. Венкова, «силы были слишком неравны... Помощник военного руководителя Вешенского военкомата Яков Фомин взял командование на себя и приказал уходить через Дон. Потеряв на льду 4 бойцов, красноармейцы вышла к хутору Базковскому, где они были встречены выстрелами из дворов».[30]

Вспоминает А.П.Грибанов:

«В хуторе Базковском вешенский отряд был встречен несколькими выстрелами из крайних дворов. Не ввязываясь в бой, он вышел на бугор и по шляху двинулся на хутор Токинский. Там ему удалось достать два пулемета , повозку с лошадью. Дальше до слободы Каменка ( ныне это Кашарский район) отряд отступал по открытой местности, преследуемый конницей повстанцев… Только на полпути от хутора Грачевского до слободы Каменка повстанцы прекратили преследование…»

В тот же день вспыхнул мятеж в хуторе Краснояровском Еланской станицы, отстоящем от Вешек на 20 — 25 километров. Отряд вешенской милиции, прибывший в ст. Еланскую 12 марта, арестовал там офицера, подозреваемого в руководстве заговорщиками. Часть отряда послали на правый берег Дона в хутор Плешаковский. Краснояровцы во главе с казаком Константином Атлановым совершили налет на Еланскую, устроили перестрелку через Дон с милиционерами. Милиционеры рассыпались, некоторые были убиты, другие пытались пробраться в Вешенскую. Атланова ранели и, услышав, что в Вешенской идет бой, поскакал туда за помощью.

В Вешенской шло публичное собрание, на котором П. Кудинов произнес речь:

«Братья казаки, умолкните и терпеливо выслушайте слова, которые я вам скажу во имя спасения многих.

Разве позволительно трусить степному народу перед красной ордой? Если мы не будем договариваться и не выступим дружной семьей немедленно на поединок с красными палачами, то страшная участь постигнет не только тех, кто поднял оружие против насилия, но и тех, кто будет отовариваться своею непричастностью. Я вас не уговариваю, а приказываю, а приказываю потому, чтобы нам, родные братья, не быть перебитыми там, в песчаной степи, где кости наших братьев и доселе грызут голодные псы. В другое время, при других условиях вы могли бы обвинить кого-либо другого за то, что нас толкнули на кровавое поле, а сейчас кто заставил нас поднять оружие? Вы сами восстали, а потому вы до конца должны быть такими, каковы сейчас, в начале восстания! Вы сами встретились лицом к лицу с северными разбойниками! Вы видели и слышали — невинную кровь, стоны мучеников, поныне валяющихся по оврагам в холодной степи без погребения. Ваша гордая и свободная душа, не признающая насилия, сбросила власть террора во имя свободы и отмщения за вопиющую кровь наших братьев, которые невинно замучены злодеями. Дорогой венец сплетён для мертвых, оставшиеся в живых, обрящем жизнь, а жизнь наша только впереди.

Братья казаки, без колебании вперед! С нами Бог и правда!»[31]

В это время с криком: «Посторонись! Дай дорогу!» въехал в толпу народа подхорунжий Еланской станицы Атланов, рассказал об ужасах, совершаемых бежавшими из Вешенской комиссарами, умолял немедленно помочь в освобождении станицы. На просьбу откликнулись.

Подготовка заняла всю ночь. Утром 28 февраля (13 марта - н.с.) в Вешенскую прибыли казаки ближайших хуторов. Из них сформировали: 1-й конный полк и дивизион пехоты. В то же время хорунжий Ермаков собрал правобережный отряд. По такому же принципу формировались полки в станицах Казанской и Мигулинской.

И вот, 14 марта, 1-я Решетовская конная сотня под командованием подхорунжего Ломакина выступила на Еланскую, Слащевскую, Федосеевскую, где, соединившись с подошедшими частями красных, заняли оборону от Бузулука до Слащевской.

В тот же день Окружной Совет провел первое организационное собрание, на котором предлагалось разрешить все противоречия и объединенить возможных союзников под знаменем мятежа.

В приказе по Верхне-Донскому округу № 1 от 14 марта сообщалось, что «по постановлению представителей от хуторов станицы Вешенской, Еланской, Казанской, Мигулинской избран впредь до Окружного съезда временный Окружной Совет».

В следующих пунктах указывалось, какие неотложные цели преследовали руководители повстанцев.

Как отмечала белогвардейская печать, «восставшие обсуждали земельный вопрос и пришли к решению разделить помещичью землю и войсковую между казаками и крестьянами».

14 марта И.А. Суяров, главный «идеолог» восстания, выпустил воззвание, в котором еще более конкретно изложил политическую программу повстанцев. Были учтены сомнения, высказанные на митингах.

«Воззвание ко всему трудовому народу Дона.



Граждане!

Спокойствие, спокойствие, спокойствие!

Разыгравшиеся события породили крупную тревогу среди населения Дона. Больше всею беспокоит неизвестность: кто на кого поднялся? Ответим.

Восстание поднято не против власти Советов и Советской России, а только против партии коммунистов, захвативших власть на нашей родной земле в свои руки. Тяжелый гнет этой власти чувствовался во всем…

Захваченные врасплох коммунисты не успели захватить своих бумаг, и в наши руки попали секретные предписания и циркуляры Российской Коммунистической партии (большевиков) за подписью высших властей…

Этим циркуляром предписывается массовый расстрел казаков и заселение Донской области переселенцами из России…

Граждане Дона! Вы видите, какие законы проводила в жизнь коммунистическая власть. Так неужели эта власть выражала вашу волю?

Нет! Это шайки самозванцев, грабителей и разбойников.

Терпение кончилось. Народ восстал за свою жизнь и поруганную свободу…

Все, кто имеет возможность теми или другими способами помочь общему делу освобождения от коммунистического гнета, должны на время отложить в сторону свои личные интересы. Власть и население должны принять все меры к тому, чтобы не только ликвидировать (уничтожить) коммунистическую власть, но и воспрепятствовать вторичному ее вторжению, так как слишком дорогой ценой казачество платило за грехи и насилия этой власти.

Мы подчиняемся власти Советов, но власть эта должна быть набираема из среды своего населения, должна знать все нужды и особенности быта; быть честной выразительницей воли Народа.



Долой коммуну и расстрелы!

Да здравствует народная власть!

Вперед за правое дело народа!

Да здравствует восставший Дон!»[32]

К воззванию была приложена копия Директивы ЦК РКП(б) от 24 января о политике по отношению к казачеству. В пункте 1 — «Провести массовый террор против богатых казаков…» — мятежники вставили от себя слова «и крестьян», стремясь тем самым подтолкнуть к поддержке мятежа зажиточные круги иногороднего населения. Слова «активное участие» заменили на «какое-либо прямое или косвенное участие».

Вслед за ним вышло и воззвание «Свободные граждане ст. Вешенской и ее хуторов», также подписанное заведующим Вешенским военным отделом Суяровым. Воззвание раскрывало зверства коммунистов в ст. Вешенской и ее хуторах, призывало с оружием в руках отстаивать свою свободу на примере ст. Казанской:

«… Прилично ли для казака ждать как манны небесной помощи со стороны? Казак исстари привык все сам добывать для себя. Довольно слов, пора за дело; время не ждет. Смело «братцы» в бой. В бою вы найдете все для себя. С боем вы освободите себя и свои семьи от неминуемой гибели. В бою вы приобретете честь и славу и спасете свою честь. Смело вперед. Коммунистам нет места на Дону!»[33]

В ночь на 15 марта отряд хорунжего Харлампия Ермакова выступил на станицу Каргинскую с расчетом на рассвете занять последнюю, не дав тем самым противнику времени уничтожить находившийся там склад боеприпасов.

В то же время комиссар ст. Боковской двинулся на Вешенскую во главе отряда в 100 всадников, 125 пехотинцев, 3 орудий и 5 пулеметов. Вечером он вышел к хх. Кружилинский и Чукарин. До Вешенской оставалось верст 10, судьба мятежа висела на волоске... Но, проделав 30-верстный марш, отряд остановился на отдых в хуторе Чукарине…

Около 12 часов ночи, не доходя до хутора Токина, лежащего в 8 верстах от Вешенской, восставшие заметили колонны красных. Это был отряд Лихачева.

Каратели, так же увидев противника, открыли огонь по хутору Токину. Комиссар Лихачев решил покончить с мятежниками одним взводом и двинулся на Вешенскую, оставив отряд в хуторе Чукарине около церкви. Едва успели подняться на высоту, где расположилась цепь восставших, грянул залп. Красные усмирители залегли. Сам Лихачев был ранен в плечо и шею, остальных красноармейцев взяли в плен и перебили. Только двое из взвода сумели присоединиться к своему отряду...

Через некоторое время со сторону Чукарина послышались залпы пушек. Отряд хорунжего Ермакова перешел в наступление и выбил красных из хуторов Токина и Чукарина. Отступающий противник с подошедшими к нему тремя эскадронами Саратовского полка укрепились на правом берегу реки Чир, удерживая за собой станицу Каргиновскую.

« И кто знает, не захлестнулось ли бы белоказачье восстание в самом его начале, если бы не был захвачен в плен и зарублен в краснотале у Вешек коммунист Лихачев, — пишет в своих мемуарах полковник Грибанов., — Этот исторический случай в художественной форме описан М.А.Шолоховым в «Тихом Доне» как эпизод захвата Григорием Мелеховым командира карательного отряда красных — Лихачева».

Достоянием для нас стали и воспоминания Румянцева Федора Яковлевича, коммуниста, персонального пенсионера, бойца-разведчика отряда Лихачева, жителя поселка Келикино Борского района Горьковской области, умершего в 1974 году.

«…Оставшиеся в живых, плененные бойцы отряда Лихачева были пригнаны в Вешки. Пленные лихачевцы содержались полуголыми, «как червяки в земле», в сараях, откуда все пути вели только к смерти — или от голода, или от шашек казаков в краснотале за станицей…»

К 15 марта 1919 года количество восставших насчитывало 18.000. Наспех сколоченные отряды подчинил себе выходец из станицы Вешенской полный Георгиевский кавалер хорунжий П.Н. Кудинов.

Опять возвращаемся к воспоминаниям А.П. Грибанова:

«За несколько дней повстанцы захватили станицы «Вешенскую, Казанскую, Мигулинскую, Еланскую, Каргинскую Через неделю численность армии восставших уже составляла около 30 тысяч человек. Это войско было сведено в пять дивизий и одну бригаду. «На участке Мешковская — Сетраков — Вяжа находилась 3-я дивизия Егорова. Участок Казанская — Донецкое — Шумилинская занимала 4-я дивизия Кондрата Медведева. 5 дивизия дралась на фронте Слащевская — Букановская под командой Ушакова. В направлении Еланские хутора — Усть-Хоперская — Горбатов бились 2 дивизии вахмистра Меркулова совместно с отдельной бригадой подхорунжего Григория Богатырева…(М.Шолохов. «Тихий Дон»).

Перечисленные М.А.Шолоховым в романе «Тихий Дон» командиры четырех двизий и бригады — люди не вымышленные».

Подобные события происходили и в станице Слащевской, одно время входившей в состав Верхне-Донского округа. Когда в Слашевской узнали о начале восстания, местный комиссариат собрал 60-70 человек и, вооружив их, отправил в разведку.

Повстанцы из ст. Еланской, приезжая в слащевские хутора, говорили: «Мы у себя свергли коммунистов и восстановили Советскую власть, сделайте у себя то же, а то коммунисты все казачество арестами переведут». На мятеж удалось поднять хутора Краснополов, Калинин, Дубовой и Панкратов. В ночь с 15 на 16 марта восставшие пошли на Слащевскую штурмом.

«Политработники услышали стрельбу, но когда она прекратилась, решали, что мятежники отбиты. В 8 утра Котов и Бекулин вышли на улицу и увидели вооруженных казаков. Казаки поглядели на них подозрительно, но один из местных сказал:

— Это ничего, это больные комиссары, они не убегали»[34]

Ночью 16 марта начались переговоры. Слащевские и кумылженские коммунисты требовали сдать оружие и выдать зачинщиков, иначе станицу Слащевскую сметут с лица земли огнем гаубиц.

Утром 17 марта мятежники Еланской и четырех хуторов по требованию местного схода ушли из Слащевской. Левит и другие политработники выехали в Усть-Медведицкую.

В Донбюро о восстании узнали в ночь на 13 марта. На имя С.Сырцова, Р.Самойпюва (член РВС 8-й армии) и И.Ярошева пришла телеграмма о восстании в районе Казанской, о бегстве советских работников из нее в слободу Петропавловка. Сырцов затребовал военную силу дня подавления.

В тот же день, 13 марта, командарм В. Любимов направил из Миллерово 106-й полк с батареей, свободный дивизион кавалерии очистить от мятежников Журавку и Мешковскую, а дальше действовать по обстоятельствам. Руководителям подавления мятежа был назначен Антонович.

Чтобы восстание не распространилось вниз по Дону, РВС фронта приказал командованию 9-й армии, на чью территорию может проникнуть мятеж, выслать кавалерию для локализации движения.

14 марта о восстании из телеграммы РВС Южфронта узнал В.И. Ленин. На бланке телеграммы он набросал записку Троцкому:

«Что это? Как это? Где это? У нас в тылу неразоруженные казаки???»



Красная Армия срочно передислоцировала свои части и бросила их на подавление восстания. С востока на станицу Еланскую повели наступление 1-й Московский революционный пехотный полк в 4 тысячи красноармейцев, 4-й Заамурский конный полк в 800 шашек, две батареи, одна из которых гаубица. С севера со стороны слобод Солонка, Старая и Новая Криуши, Петропавловка - 4-й Кронштадский матросский полк в 1,8 тысяч штыков, два карательных отряда — в 900, одна крестьянская дружина — в 600, бригада курсантов в 3 тысячи штыков при трех батареях и 40 пулеметах наступали на Шумилинскую и Казанскую.

Силы повстанцев были разделены Доном на 2 действующие группы: в первую входили 1-я конная дивизия хорунжего Ермакова, 2-я конная дивизия сотника Меркулова и 1-я конная бригада подхорунжего Богатырева; во вторую — 3-я конная дивизия есаула Егорова, 4-я конная дивизия подхорунжего Медведева, 5-я конная дивизия хорунжего Ушакова.

За подавлением восстания пристально следили руководители Советского государства.

Переломным моментом, который существенно отразился на общем положении на Дону, стал VIII съезд РКП(б), проводившийся 18 — 23 марта 1919 года. На нем В.И. Ленин провозгласил переход от политики нейтрализации к политике прочного союза с казачеством при опоре на бедноту дня беспощадной борьбы с кулачеством. Так, в докладе А.А. Френкеля немалое место отводилось восстанию,