КАНИКУЛЫ В ЧЕХИИ: ПИВО, ГЛИНТВЕЙН И МУЗЕЙ КОММУНИЗМА
domestic_lynx
January 8th, 22:40
Я в Праге: впервые за много лет в качестве туристки. То есть я сама по себе туристка, а не привезла моих продавцов-победителей соревнования, как это обычно водится. Инициатором поездки была дочка: она любительница Средневековья и давно мечтала посмотреть замки. К тому же некоторое время назад исполнилось 30 лет нашей с мужем свадьбы, ну вот решили отметить поездкой в Чехию. Звали и сына, но он по обычаю всех разгильдяев мира страшно занят и не может вот так взять и уехать на неделю; он и в отпуск ездит не более, чем на неделю.
Как-то так получилось, что в Чехии я прежде не бывала: все бывали, а я нет. Даже мои родители бывали. Отец ездил туда в те далёкие времена, когда ездить за границу было совершенно не принято – в 60-е годы, а возможно, и раньше. Он работал на станкостроительном заводе в Коломне; они что-то совместно делали с чехами; сейчас уж не спросишь. У меня до сих пор сохранилась стеклянная зелёная вазочка, куда я иногда кладу безе: эту вазочку отец привёз в те времена из одной из таких поездок. Где-то в маминых коробочках сохранилась и блескучая бижутерия Яблонекс – тоже той поры, она сейчас стала антиквариатом.
А под занавес советской власти родители даже успели пару лет поработать в Чехословакии. Даже удивительно: в глухой по нынешнему времени Словакии в г. Прешове, был завод «Робот», выпускавший именно роботов для сборки, где и работал директором мой отец. Сейчас того завода, очевидно, нет. Как нет, например, егорьевского завода «Комсомолец», где в незапамятные времена директорствовал мой отец. Советское станкостроение – это вообще затонувшая Атлантида. «Когда-нибудь мы вспомним это, и не поверится самим».
Не только завода, но и Чехословакии нет, есть Чехия и Словакия. Сегодня разговорились на дворе одного из замка с владельцем здоровенного и очень импозантного филина, которого этот мужик предоставлял за небольшие деньги для фотографирования. Я снялась с филином, и мы поговорили. Там рядом оказались супруги из Харькова, и все они: и харьковчане, и погонщик филина - с пылкой ностальгией рассуждали, как хорошо было, когда жили в больших государствах, все вместе – ну, знаете, что говорится в подобных случаях. Мой муж ещё подложил хворосту в этот ностальгический костёр, сказав, что он из Запорожья. Чех с убеждением говорил, что простые люди вовсе не хотели разъединяться: это всё придумали паны, там, наверху. Харьковчане согласно кивали, и филин тоже кивал, словно понимал, о чём речь. А может, и понимал. Чехи ведь все понимают по-русски, отчего бы мудрой птице не понимать.
Писать про посещённые достопримечательности я не буду: это всё есть в туристических справочниках. Просто личные мимолётные впечатления.
Здесь чисто, ухоженно, медлительно и как-то растерянно. Люди словно замерли или затаились, не понимая, что с ними будет и чего ждать. В магазинах мало народу, а кто есть – очень мало покупает, хотя везде скидки. Обслуживают, надо сказать, очень посредственно, не расторопно и как-то равнодушно, словно думают о чём-то постороннем.
Простому человеку живётся непросто, сколько я могу судить. Зарплаты невысокие: евро 500 – типичная зарплата типичного трудящегося. А коммуналка – по европейским ценам. Экономят. Никакой иллюминации, как у нас в Москве. В гостинице в центре, 4*, батареи чуть тёплые, я сижу, накинув уличную куртку; вода, впрочем, горячая есть. И развития, перспектив, т.е. всего того, что связывалось с освобождением от гнёта социализма и со вступлением под сияющие своды европейских ценностей, так вот ничего этого – не просматривается. Напротив,
виден не то, что упадок, а чистенькая бедность. Нет, не нищета и разорение, а именно чистенькая, безысходная бедность.
Мне это напомнило Литву, где я была лет пять назад, но там, в Литве, беднее, там всё работоспособное население уехало на заработки в Англию и Ирландию. В Чехии обочь дорог приличные каменные домики стандартной европейской сельской архитектуры, с невысокими потолками и маленькими, энергосберегающими, оконцами. Домики старенькие и в большинстве облупленные: денег на ремонт нет. В пятнах отвалившейся штукатурки проглядывает кирпич. Сейчас так иногда делают нарочно, стиль такой – shabby chic называется, вроде специально продранных джинсов. Но тут не стиль, тут просто shabby, натуральная обшарапанность. В сельской местности много прямо-таки покинутых фермерских домов и сельских построек, в которых опознаются стойла для коров, хранилища зерна.
Наша гидша рассказала, представляя это как обиду и несправедливость, что
Евросоюз-де заставляет местных аграриев выращивать рапс, который идёт на био-дизель, который нужен Евросоюзу, но при этом страшно загрязняется земля, но им, евросоюзовским начальникам, до этого дела нет. На самом деле, сколь мне известно, земля от рапса не столько загрязняется, сколько истощается – как и от всяких масличных культур, от того же подсолнечника. Надо соблюдать севообороты, сеять масличные раз в 8-10 лет. Если этого не соблюдать – тогда да, плохо будет.
Чехи вообще любят ощущать себя не то, что жертвами, а скорее объектами – не субъектами. Это замечательно видно в т.н. Музее коммунизма, о котором расскажу чуть попозже. Что же касается рапса, то в изготовлении биодизеля (это обработанное рапсовое масло, используемое как дизтопливо) – так вот в этом проявляется сущность всей современной экологической суеты.
Более чистое топливо, выхлоп от которого содержит гораздо меньше токичных веществ, идёт приличным странам – Германии, например. А деградация почв от выращивания рапса – это предоставляется унтерменьшам из протектората Богемия – так это кажется называлось в Третьем Рейхе. Вполне вероятно, что энергии (той же обычной солярки для тракторов и комбайнов) для производства этого замечательного топлива совокупно расходуется больше, чем добывается топлива, да плюс производство удобрений для полей, химикатов и т.д., но – экология. Для богатых и цивилизованных.
Ровно такая же история с ветряками, солнечными батареями и т.п. изысками: для их производства расходуется больше энергии и вообще ресурса, чем они производят энергии за всё время их жизни. Но
все эти приспособления производят чистую энергию в приличных странах, а делают их – в тех странах, которые не жалко. В этом сущность капитализма. «Протекторат Богемия» - это периферия, задворки капитализма. Хотя и симпатичные такие задворки. Гидша сказала, что во время оккупации немцы не трогали чешские замки, т.к. берегли для себя, потому они и сохранились в очень приличном виде.
Вообще, если без политкорректности, Чехия – это по жизненному призванию – протекторат. Когда-то часть «лоскутной империи» Австро-Венгрии, потом – независимая республика - просто ввиду распада Австро-Венгрии; не до того было. Потом – «полкарты прикарманила» (выражение Марины Цветаевой) Германия… Мой отец говаривал, что «Чехия всегда всем сдавалась: немцам сдавалась, нам сдавалась». Теперь бы он прибавил: «Потом Евросоюзу сдалась», но до этого отец не дожил, но понимал он, похоже, всё правильно.
Особенно ярко эта страдательная сущность чешского народа проявляется в Музее коммунизма. «Страдательная» в том смысле, в котором в грамматике говорят о страдательном залоге: действие производится не самим деятелем, а кем-то другим – над ним. Музей коммунизма – маленький, но очень выразительный; расположен в старинном здании, рядом – казино и неплохо ресторанчик. Чехословацкая история представляется там как цепь событий, к которым они, чехи, чешский народ, не имеют никакого отношения. Вот распалась Австро-Венгрия – и на них снизошёл государственный суверенитет. Потом такая вышла оказия: западные демократии договорились с Гитлером, что он оккупирует часть Чехословакии: ну, надо ему. Ну, надо – и надо, что ж делать, панам видней. Вот картинка: стоят в рядок такие ещё нестарые – Чемберлен, Даладье, Муссолини, Гитлер – весь тогдашний бомонд. Вот они и решили, что будет лучше, если раздербанят Чехословакию.
Потом немного картинок из гитлеровской оккупации. Картинок мало: музей-то коммунизма, а не гитлеризма, да и оккупация-то условная – скорее аншлюс. Заводы вполне исправно трудились на нацистскую Германию, народ жил как мог.
А вот дальше начался настоящий кошмар. Во-первых, как сообщает музей, Прагу освободили американцы, а советские, маршал Конев в первую очередь, присвоили себе победу. Даром, что маршал Конев считается почётным гражданином Праги: это, надо полагать, проявление советской оккупации. А дальше – сплошные ужасы: недаром матрёшка на плакате музей злобно скалится стальными зубами: это, видимо, символ советской дружбы – с виду миленькая-весёленькая, а зубки-то стальные, того гляди загрызёт.
Всё немило, всё отвратно устроителям музей в социалистическом периоде.
Обо всём они умеют сказать с отвращением, злобно и глумливо. Вот, например, освоение Космоса. Никакой заслуги советского режима в том нет. Во-первых, загубили собачку, которую оправили в полёт первой – в этом проявляется жестокость режима. К тому же ракеты были сделаны пленными немецкими учёными – и Советы тут ни при чём. А когда немецкие мудрецы уехали, Берия собрал в лагерь советских учёных и заставил их работать под угрозой смерти. Ну что делать – пришлось горемыкам изобрести ракету.
Всё, буквально всё было плохо в советский период. Изображён магазинный прилавок, на котором ничего нет. И фрагмент школьного класса, где на партах лежат какие-то книги, которые, надо понимать, зомбируют школьников.
Или вот спорт. Вроде как это неплохое дело, что школьники широко занимались спортом. Ан нет – плохо. Проклятый режим культивировал военно-технические виды спорта – для целей подготовки к войне.
Искусство – отдельная песня. Висят картины вроде тех, которые когда-то разругал Хрущёв на приснопамятной выставке – что-то жёлто-рыжее абстрактно-расплывчатое. И подпись: это-де социалистический реализм. Ну и повсюду манекены в костюме химзащитника, гранатомёт, что-то из военной атрибутики – в общем, атмосферное такое помещеньице.
Ну а потом всё закончилось благополучно и даже счастливо – это последний зальчик. Случилась бархатная революция – и Чехословакия присоединилась, предварительно разделившись, к западным демократиям. К тем самым, которые за полвека до этого слили Чехословакию Гитлеру – о чём повествуется в первом зальчике. Круг замкнулся.
Продолжу завтра. Напишу немного про замки и средневековые городишки.
КАНИКУЛЫ В ЧЕХИИ: ПИВО, ГЛИНТВЕЙН И МУЗЕЙ КОММУНИЗМА – часть 2
domestic_lynx
January 11th, 20:58
И вот в Музее Коммунизма пришла мне (уже далеко не впервые) такая неполиткорректная мысль: далеко не всем народам посилен государственный суверенитет. Не нужен он им, тягостен. Их жизненное призвание – быть колонией, протекторатом. Какой-то уровень самоуправления им, безусловно, необходим, но полная независимость им неподъёмна. Они и должны плыть в кильватере более сильных народов. Их судьба – быть руководимыми.
У таких народов так называемая борьбы за свободу и независимость – это борьба за свободу независимого выбора покровителя. Их «революции» - это изменение покровителя. В XIX веке это понимали и действовали прямо, сегодня принято делать вид, что все равны, все свободны, все суверенны.
Тут полная аналогия с отдельными людьми. Большинство людей – ведомые – как в умственном, так и в социальном смысле. В умственном смысле они, искренне думая, что живут своим умом, на самом деле просто берут ходовые мысли из окружающей среды, как берут фасон шляп или сюртуков – так писал Лев Толстой о Стиве Облонском – откуда тот берёт свои политические и философские взгляды. В социальном смысле большинство людей имеют необходимость куда-то поступить на работу, делать что велят и получать за это зарплату. Организаторы какой-то деятельности – это редкие единицы; большинство даже себя организуют с трудом. Ничего постыдного в этом нет, такова неизменная природа вещей. Ещё Платон писал, что тому, кто не имеет господина в самом себе, есть благо обрести этого господина в другом. Неполиткорректно по нынешним временам, но – верно.
Вообще, обрести свою истинную роль, соразмерную своему истинному масштабу – это и есть счастье. Мне памятен один поразивший меня когда-то эпизод, хотя прошло уж больше двадцати лет. Дело было в тульской больнице, где я навещала свою родственницу. И там я повстречалась и разговорилась с одной приятной женщиной средних лет. Мы что-то вместе ждали, и она рассказала мне свою историю. Она закончила тульский Политех – инженер-механик; работала много лет в каком-то проектном бюро или институте, по специальности. Потом её уволили, или бюро закрылось – не помню. Она пошла работать в банк, уборщицей, где работает и поныне, зарплата нормальная. Я скроила сочувствующую физиономию: понимаю-де, как тяжко после творческой проектной работы сделаться уборщицей. И – ошиблась. Оказывается, моя собеседница – довольна и счастлива. Именно содержание работы уборщицы ей очень подходит и нравится. Инженерская работа ей всегда была трудна и тягостна, хотя она её вполне освоила и делала без ошибок. А теперь ей повезло, и она наконец обрела то, что ей по силам и по душе. Тогда я была в полном недоумении, а потом, наблюдая разных людей, поняла, что дело это самое нормальное и обычное. Просто люди – разные, и слава Богу, что разные. Именно поэтому все жизненные, так сказать, вакансии оказываются заполненными; на все работы находятся желающие их выполнять, и не вынужденно, а – по любви.
Точно так и у народов – коллективных личностей – тоже у каждого своя роль, свой замах и свой масштаб. Кому-то, как тульской уборщице, вполне близка и желанна второстепенная, заштатная, вспомогательная жизненная роль. Этим людям не просто не нужна ведущая роль – она им противна и тягостна. Это относится и к отдельным людям, и к целым народам.
Вот мы часто говорим: наши украинские братья, ежели их примут в Эуропу, окажутся там второстпенными и заштатными. Уборщицами окажутся. И промышленности их, и образование, и наука – всё это Эуропе не трэба, оно и исчезнет. И мы наших украинских братьев этой перспективой пытаемся остерегать. А они не боятся! Так может, они так хотят – быть второстепенными, второсортными, ведомыми? Уборщицами быть хотят, но в приличном месте – вроде как та тулячка – в банке?
Такая история уже произошла в бывших республиках Советской Прибалтики. Советская власть их тащила вверх, строила им промышленность, делала из них народы инженеров, учёных, квалифицированных рабочих. А они, может, вовсе не того хотели. Они хотели быть, как выражались при царе, «латышом при немце» - была такая жизненная роль. И они охотно сбросили с себя тягостное бремя несвойственной себе роли – и стали прямо и открыто второстепенными и заштатными.
Об этом не принято говорить, но … оттого, что о чём-то не говорят, явление ведь не исчезает, верно? Даже хуже того, оно заталкивается в подвалы индивидуального или коллективного бессознательного и оттуда создаёт трудности и проблемы. Собственно, весь фрейдизм возрос на этом…
Возвращаясь к Чехии, можно сказать, что оборов ненавистный «коммунизм», она бодро поменяла себе покровителя. Сегодня она состоит «при немце» - в Евросоюзе. Промышленность её, как нам рассказывали гиды, во многом скупили немцы. Мы заезжали в порядке экскурсии (у них это принято) на пивзавод Zlatopramen - так он давно уж не чешский, а немецкий. Надо сказать, что всё там чисто, повсюду ёмкости из нержавейки. Ну и рабочие места, налоги в казну…
Хорошие врачи часто уезжают работать в Германию, а по деревням, как нам сказали, врачей не хватает. Но и Германия – не резиновая, кто-то бы хотел уехать, но не получается. А вот приезжает в Чехию, как мне показалось, - немного. Во всяком случае, такой картины, как во Франции или в Германии, где постоянно видишь неевропейские лица – так вот такого в Чехии нет. Видимо, тут нет халявной поживы, вот и не едут. Есть какое-то количество вьетнамцев, но они погоды не делают.
Немного о туризме.
С удовольствием съездили в Карловы Вары, погуляли, попили водицы. Владелица здания, где мы арендуем офисные помещения в Москве, несколько лет назад купила себе квартиру в этих Варах – на старость. Уйдёт на покой – будет там жить. Она ужасно боится оказаться в иностранной среде без языка (она панически боится иностранных языков). И вот нашла совершенно русскую заграницу. Именно в Карловых Варах говорят по-русски примерно как у нас в Киеве; русская речь слышна повсюду. Приехали мы в морозный, но солнечный день, а перед этим выпал снег. Было скользко, но чрезвычайно живописно: елки на склонах гор, припорошённые снегом.
Город застроен довольно однородно, в стиле art nouveau, имитирующем исторические стили – где готику, где барокко. Выделяется своим современным нео-конструктивистским уродством какой-то гостиничный комплекс. Он огромный, там проводят какие-то многолюдные мероприятия, я забыла какие.
В Чехии, где много старины, особенно ощущается уродство современной архитектуры. Поразительно: в ХХ веке красота ушла из мира. Вероятно, сначала она ушла из душ людей, а потом и из мира. Архитектура – ведь это, согласно ходовому определению, вторая природа; её нельзя не видеть, как, положим, живопись: не нравится – ну и не смотри. И вот эта «вторая природа» почему-то трагически мутировала и превратилась в сплошное уродство. Ирония судьбы состоит в том, что это уродство изготовляется при гигантских, почти безграничных по сравнению с прошлыми временами, технических возможностях.
Гиды показали нам гостиницу «Пирамида», которая когда-то (наверное, лет 30 назад) считалась модной и даже красивой. Поразительно, как люди, живущие в городе, где столько красоты, допускают эти царапающие взгляд новоделы? Они уродливы сами по себе и совершенно не вписываются в историческую застройку. При этом почти никому не нравятся – так зачем же их делают? Это для меня вечная загадка. Ведь есть же опыт совсем иного рода. На Красной площади в Москве построили же Исторический Музей и б. Музей Ленина – так, словно они родились вместе с кремлёвским ансамблем. А между ними – лет триста. И ГУМ вписался как родной…
Побывали в средневековом, чудесно сохранившемся, городке Кутна Гора. Побродить по узким, кривым улочкам – большое удовольствие. Моя дочка очень любит Средневековье, рыцарей, турниры. Действительно, Средневековье – интересное время, и жизнь интересная была. Представление, что это был мрачный, ужасный период, идёт от эпохи Просвещения, когда было принято обличать предрассудки, возносить человеческий разум, замахиваться даже на религию. Именно тогда, в XVIII веке родилась идея прогресса.
А в Средние века не было такой идеи, считалось, что жизнь – в идеале – должна быть неизменной. Каждый знал своё место в социальной иерархии, были наследственные профессии. Ремесленные корпорации запрещали конкуренцию ремесленников: они (как нынче Евросоюз) определяли, кому, что и сколько производить. Отсюда – неспешная работа с тщательнейшей проработкой всех деталей. Вещи изготовлялись надолго, если повезёт – навечно. Вещи – любили, дорожили ими. Мне кажется, в будущем человечество вернётся к средневековому , любовному, отношению к вещам. Лучше меньше, да лучше: зачем попусту изводить ресурсы и работать на свалку?
А как строили! Если строили – то на века. Поражают красотой их соборы, да и просто дома, построенные практически вручную. Сегодня строят так, чтобы вскоре снести и на месте старой постройки воздвигнуть что-нибудь ещё более уродливое и омерзительное. И не надо беспокоиться: завтра снесут и это – прогресс неостановим!
В Кутной Горе есть так называемая Костница – очень неоднозначная достопримечательность: церковь, где всё убранство сделано из человеческих костей. Нет, никто никого, слава Богу, не убивал: просто там складировались покойники, они истлели, а кости остались и вот в 1870-х годах какому-то местному умельцу было поручено соорудить такой неоднозначный интерьер…
А напротив мы обнаружили симпатичный магазинчик стекла. За прилавком оказался сам хозяин – потомственный стеклодув в 6-м поколении. Он даже ездил много лет назад в Гусь Хрустальный преподавать какую-то особую технику. Оказывается, у них имеется 10 техник. Обычно стекольщик владеет одной-двумя-тремя, а он – владеет всеми. Мы купили у него два набора бокалов с зелёным напылением, с нарисованными от руки анютиными глазками, с какой-то золотой сеточкой – в общем, красота. Цена – ровно как гусь-хрустальные бокалы на рынке нашего посёлка. Дочка купила очень натуралистически сделанную лесную земляничку – просто съесть хочется, чтобы поставить себе на секретер, за которым она занимается. Земляничку, сказал старик-стекольщик, сделала его матушка 78 лет. Мне эта земляничка напомнила детство на берегу Оки, под Коломной. Мы с девчонками собирали именно такую землянику – не ягодами, а букетиками, где были и зрелые ягоды, и зелёные, и цветы попадались. Букетики связывались ниточкой и вывешивались на верёвку, по которой ездила занавеска: были такие в старину занавесочки на пол-окна, беленькие с кружевцами. Земляничные букетики засушивали, а потом зимой пили из них земляничный чай, погружая в чайник целый букетик. Вот такие приятные воспоминания вызвала во мне стеклянная земляничка, сделанная старой чешкой из старого городка Кутна Гора.
К сожалению, сказал владелец магазина, их род стекольщиков на нём закончится. Единственный сын, которого он научил всем техникам, не захотел продолжить семейный промысел. Он уехал в Америку и там «вышел замуж за мужчину» - как сказал старик-стекольщик. «И у меня никогда не будет внуков», - печально заключил он. Такой вот прогресс.
Повидали мы и замки. Особенно красив замок Штернберг. Он существует с 13-го века, и до сих пор там живут люди – всё те же Штернберги, которые вернулись туда по закону о реституции. Содержать замок – очень трудное и дорогостоящее дело, замки показывают туристам, сдают для разных мероприятий, но всё равно это не бизнес, а просто поддержание. Когда-то в Италии я дружила с одной женщиной, которая организовывала медицинские конгрессы, снимая для этого замки и старинные виллы, которых немало в Венето, в предгорьях Альп. Вся эта суета для аристократических владельцев замков – просто способ как-то поддержать, подремонтировать свою громоздкую, но мало доходную недвижимость. Но я, собственно, не о том.
В жизни графов Штенбергов был такой эпизод. После войны замки национализировали. Последний хозяин никуда не уехал, его приютили крестьяне соседней с замком деревни, которые уважали «пана графа», который давал работу и вообще помогал. Через некоторое время экспроприированный аристократ поступил в свой бывший замок в качестве истопника, потом ему доверили работу гида, и он исправно проводил экскурсии для рабочих и крестьян, рассказывая историю собственного рода. До реституции пан граф не дожил, замок вернули уже его потомкам.
Вот это поведение настоящего аристократа! Аристократизм – это способность отказаться, отдать, стать выше собственности. Обратное аристократизму – страстная привязанность к собственности, борьба за неё зубами и когтями. Я говорю об аристократизме, не как происхождении, а об аристократизме как о духе, о благородстве как о свойстве натуры.
Когда наблюдаешь, как вполне обеспеченные родственники прерывают всякое знакомство меж собой, не поделив убогую однушку умершей бабушки – это поведение диаметрально противоположное аристократизму. Любопытно, что ВСЕ известные мне случаи ссор родственников, приведших к полному разрыву, - так вот ВСЕ такие случаи – на почве недвижимости. Иногда мне даже кажется, что в недвижимости есть что-то мистическое, далеко выходящее за рамки тех удобств и выгод, которые несёт эта самая недвижимость. В этом проявляется какой-то инстинкт расширения территории, удержания её… Что-то древнее и тёмное. И вот кто-то может это недвижимое имущество без злобы – отдать. Потому что будь у пана графа злоба на национализиторов – он бы, безусловно, уехал за границу, бросил всё, а он – истопником.
Что-то мне подсказывает, что некий род национализации мы ещё увидим. И посмотрим, в ком есть ген аристократизма, а в ком нет. Дух аристократизма – это отдать, подарить, отказаться. Дух плебейства – это захапать, урвать, приватизировать. Дух того и другого не зависит от родословной – это свойство духа. У нас в посёлке местная поликлиника многие десятилетия помещалась в деревянном домике, который завещали ещё до революции посёлку некие супруги – местные жители. Завещали специально под амбулаторию. Был и ещё подобный случай. Наша спортшкола помещалась на территории, которую тоже завещали посёлку некие бездетные супруги – под любую работу с детьми. На этой территории построили в 1958 г. здание спортшколы. Уже в наши дни эту школу пытались закрыть, а территорию продать под недвижимость, но жители – отстояли. Что-то, правда, отрезали и, надо полагать, продали. Вот тут видно, кто аристократ, а кто – наоборот.
http://domestic-lynx.livejournal.com/13 ... l#comments
http://domestic-lynx.livejournal.com/136834.html