Игорь Кобзев - русский поэт (конечно забыт и неизвестен)

Ответить
Сообщение
Автор
читатель
Сообщения: 381
Зарегистрирован: 14 май

Игорь Кобзев - русский поэт (конечно забыт и неизвестен)

#1 Сообщение читатель »

В наше позорное время, когда гиперактивные дауны раздают друг другу премии и натираются выделениями своих поскребышков-вундеркиндов, богатейшее творческое наследие настоящих поэтов почти забыто. Но не нами. Замечательный русский советский поэт-патриот Игорь Иванович Кобзев нравится нам с давних пор. Наряду со стихами Степана Олейника и Николая Энтелиса, его понятные, здравые и волнующие слова вызывают закономерную ненависть потомственных "сталкеров", и почтительный восторг всех, кто способен умом и сердцем наслаждаться истинно великорусской поэзией.

http://zrd.spb.ru/imageszrd/kobzev.jpg[/left] Предлагаемая вниманию читателей поэма "Выстрел" была опубликована (по понятным причинам - мизерным тиражом) издательством Минобороны СССР, в то время, как всевозможные "мудреватые кудрейки" печатались, сколько хотели. Игорь Кобзев, как поэт и гражданин, никак не скомпрометировал себя сотрудничеством с теми, кого мы так любим истязать орудиями сатирических пыток. Игорь Кобзев - наш человек.
http://koznodej.livejournal.com/33194.html

Игорь Кобзев. Выстрел.
      • 4 мая был я nринят в масоны.
        А.Пушкин. Дневники. 1821.


1

Одна строка из давних дней
О том, что был в масоны принят...
Одна строка... А что за ней?
Кто мрак неведомый раздвинет?
Мы изучили жизнь его
Всю – от лицея до Дантеса.
А вот об этом – ничего!
Над этим - темная завеса!

Плетя туманных дел узор,
Нагрянули на Русь масоны...
Не время ль "оглядеть в упор,
Что это были за персоны?
Они сходились по ночам,
Секретничали в разговорах
При тускло блещущих свечах,
При плотно затворенных шторах.
Тут непременны меч иль нож,
Иль череп сумрачного вида,
И символ всех масонских лож -
Шестиконечный «щит Давида».
(Внушить пыталась простакам
Сия масонская эмблема,
Что возвести всесветный храм
Для мира Главная проблема!

Что это? Модная игра
В таинственность и романтичность,
Чтоб как-то скрасить до утра
Бесцельной жизни прозаичность?
Иль, может, мистику любя,
Толкуя про мораль и нравы,
Они решали про себя,
Как в руки взять ключи державы?

Вот, скажем, Геккерен... Барон.
Сановный чин из Нидерландов.
Немаловажный был масон
Сей враг чужих ему талантов.
Любая речь его - обман,
Тугой капкан из тонкой стали.
А все дела - туман, туман,
Как на полотнах ван Рейсдаля.
Не зря он рыщет по торцам
При петербургской злой погоде,
Не зря порхает по дворцам –
От Бенкендорфа, к Нессельроде...

-Мое почтенье, милый граф!
Осмелюсь доложить все то же:
У вас, любезный, нету прав
Манкировать раченьем ложи.
Надменный граф в обидах быстр:
-Обязан фосразить барону:
Я есть не мальшик, но министр,
Хранящий русскую корону.
-Ах, полно, мой вельможный друг!
Масонство поважней престола!
И граф не может скрыть испуг,
Склоняясь чуть ли не до пола.
Уставность ордена строга,
Здесь каждый подчинен элите.
-Барон! Я ферный фаш слуга.
Фелите фсе, чего хотите!..

2
Нет, видно, были непросты
Сих тайных сборищ генералы:
Здесь рядят, кем занять посты,
Куда направить капиталы.
Здесь могут пулей пригрозить,
Возвысить, отстранить от дела,
Здесь могут солнце пригасить,
Чтоб слишком ярко не блестело!
А чужеземец Геккерен
Господствует меж этих залов,
Как полновластный сюзерен
Среди послушливых вассалов.
Он, как паук, повсюду ткет
Узоры липкой паутины,
Бумаги миссий продает,
Скупает древние картины.
Ни в чем не ведая преград
(Ведь он - экстерриториален!),
Он всласть жует, как шоколад,
Секреты министерств и спален
Коварный, злой иезуит,
Косясь сквозь ножницы лорнета,
Он всюду Пушкина бранит
Как вольнодумного поэта...

3
А Пушкин где-то пьет вино,
Гордясь открытостью суждений,
Не ведая, что стал давно
Предметом тайных наблюдений.
Он сам в минувшие года,
Спеша по следу Новикова,
Под сень «масонского щита»
Был загнан скукой Кишинева.
Ан, видно, невзлюбил поэт
Ни сих таинственных бесед,
Ни их двусмысленные тосты,
Ни шутовских обрядов бред,
Ни символические звезды.
Пусть Феслер или Остерман
В кромешной тьме жуют закуски!
Все это - фарс! Обман, обман!
Да и уж больно не по-русски!

Но знал ли он, что в ложе той
Был счет своих особых выгод,
Точь-в-точь как в шайке воровской,
Где рубль - за вход, а два - за выход!
Так легкомысленно презрев
Софистику пустых резонов,
Поэт навек накликал гнев
Тех засекреченных салонов.
А сверх того страшней всего

Был «грех» его иного рода,
Что он восславил торжество
Родного русского народа!
Воспевший грозных бунтов злость,
Бой Бородинский, гром Полтавы,
Давно он был - как в горле кость
У всех врагов родной державы!

4
С времен Ивана и Петра
Европа видит, рот разиня,
Как рядом с ней растет гора,
Гранитная гора – Россия!
Ни шведский, ни турецкий меч
Уже ту гору не пугали,
На ширь ее могучих плеч
Поднять топор не посягали!
Уж, верно, знали короли:
Тут никакой набег не в пору.
Одна надежда – изнутри
Изрыть подкопом эту гору!

Теперь, пожалуй, нет нужды
Скрывать от нас и от Европы,
Кто были тайные «кроты»,
Во тьме ведущие подкопы.
Всем ясно: в споре с той горой
Любой лазутчик был пригоден.
А лучше всех служил порой
Извертливый масонский орден.
О, неспроста сюда, в дворцы,
В Палаты северной столицы,
В те дни толпой летят гонцы,
Спешат послы из-за границы.
Им ни к чему военный гром!

Пароль... Шаги... Глухие стуки…
И уж кому-то тешут гроб
Тех «вольных каменщиков» руки!..
Коль вождь дружину созовет,
Масоны сманят полководца;
Коль бард отчизну воспоет,
Масоны свалят песнетворца.
Все, все доступно их рукам!
Их черный суд сильней законов!
Всесветный их «Давидов храм»
Превыше государств и тронов!

Вот был негромкий разговор
В кружке барона Геккерена,
А он звучит - как приговор,
Как похоронная сирена!
И - глядь! - в Россию мчит без виз,
Но с чьим-то тайным приглашеньем
Француз, снискавший первый приз
В стрельбе по движимым мишеням!..

5
Неправда, будто Жорж Дантес
Был просто щеголь и повеса,
Что, зная светский «политес»,
Не знал другого интереса!
Загримированный актер
В изящной роли Дон-Жуана,
Он был похабник и бретер
С душою пошлого мужлана.
Танцуя иль спеша на бал,
Рядясь в цветастые тряпицы,
Он лишь искусно прикрывал
Свой лик наемного убийцы.
То франт, таящий нежный пыл,
То чей-то муж, то мужеложец,
Он просто раб наемный был,
Продавшийся масонским ложам.
Зато он принят при дворе!
На нем мундир кавалергардов.
И шефствует в его судьбе
Барон, посланник Нидерландов.
Чтоб путь наемнику открыть
Ко всем салонам и гостиным,
Барон изволил окрестить
Его своим приемным сыном.
Все поражались в те года
Таким густым щедротам рока.
Счастливая звезда? О, да!
Масонская «Звезда Востока»!
Он сам-то знал, что он деталь
Каких-то вдаль идущих планов,
Но поначалу эта даль
Еще терялась средь туманов.
Неважно, в чьих руках ключи.
Молчанье - вот закон масона!
Да, в нем нуждались палачи,
«Толпой стоящие у трона»!
И он уж пороху припас,
Завел ножи, кольчуги, шпаги.
Он ждал, когда настанет час,
Как ждут охотники на тяге!

6
Был многолюдный, шумный бал
В дворце австрийского вельможи.
Дантес, позируя, стоял
В кругу чинов масонской ложи.
Вдруг по толпе пронесся гул,
Вспорхнули дaмы и гусары:

На миг все взоры притянул
Магнит одной входящей пары.
Сам Геккерен впился в лорнет,
Следя за яркою четою:
То был прославленный поэт
С своей красавицей женою.
Казалось: здесь в лучах, в огне,
Предстало вдруг в одно мгновенье
Все лучшее, что есть в стране:
И красота, и вдохновенье!
Как этот синий взор его
Избытком жизни изливался!
Как он, не пряча торжество,
В ее улыбке отражался!
Казалось: то влюбленный бог
Спустился с неба к милой даме,
И если б захотел, то смог
Всю землю закидать дарами!
Затиснутый меж белых стен,
Худой, плешивый, узколобый,
Из-за колонны Геккерен
Смотрел на гения со злобой.
Смотрел, как кольчатый удав
Сквозь ветви смотрит на поляну
Иль как завистливый Фарлаф,
Кривясь, смотрел в глаза Руслану.
Вдруг он отвел Дантеса в тень,
Шепнул, как вор, что жертву судит:
-Мон шер ами, вот вам – мишень
Надеюсь, промаха не будет!..

Никто подумать не посмел,
Что значат взгляды те косые.
А вскоре выстрел прогремел,
Потрясший горем грудь России.



В интернете нет ни одной фотографии и крайне скудная информация об этом прекрасном русском поэте.
Постите сюда всё что известно о нём.
читатель
Сообщения: 381
Зарегистрирован: 14 май

Re: Игорь Кобзев - русский поэт (конечно забыт и неизвестен)

#2 Сообщение читатель »

Русский советский поэт, литературный критик и общественный деятель, последовательный сторонник десионизации Росии и развенчания исторических мифов навязанных русскому народу через систему образования СССР,

Родился в городе Ростове-на-Дону в семье железнодорожника. Окончил московский Литературный институт имени А. М. Горького (1950 г.). Как поэт начал печататься еще в годы войны: его первые стихи были опубликованы в армейской газете 4-го Украинского фронта. Первая книга стихов - "Прямые пути" - вышла в 1952 году.

Игорь Иванович Кобзев входил в литературу как поэт-лирик. Его стихи о любви, верности и дружбе завоевали большую популярность у молодежи. В них разливается душевный свет, царят радость жизни и теплота чувств. ("Первое свидание", "Лебединое озеро", "Северный полюс", "Черный лебедь", "Прощальное танго"). С большой любовью и нежностью поэт рисует великолепие родной природы, любуется ее красотой и добротой.

Будучи журналистом Кобзев много путешествовал; впечатления от этих поездок отразились в его стихотворениях ("В Ясной Поляне", "В Михайловском", "Поездка в Суздаль", "Покров на Нерли", "Город Китеж", "Палехские узоры", "Дума о Родине"). В них поэт напоминает о героических судьбах и славных событиях истории Отечества.

В 1965 году поэт поселяется на даче в поселке Семхоз в окрестностях Сергиева Посада. Там он вливается в литературный кружок во главе с И.М. Шевцовым, который только что издал свой роман "Тля", 12 лет не издававшийся; впоследствии эта группа из 20 человек стала называть себя отрядом патриотов-"радонежцев". С этого момента в поэзии Кобзева начинают преобладать гражданские мотивы.

Поэт активно включается в идеологическую борьбу с сионистами. Когда главный редактор журнала "Москва" М.Н. Алексеев опубликовал стихотворение С.И. Липкина "Союз И", Кобзев немедленно откликнулся стихотворением "Ответ Семену Липкину".

Стихотворение Липкина заканчивалось строками:

Без союзов язык онемеет и пожалуй сойдет с колеи.
Человечество быть не сумеет без народа по имени "И".

В ответ Кобзев писал:

Хоть вы избрали, Липкин, эзоповский язык,
Читатель без ошибки в ваш замысел проник.
Итак, выходит что же? Вы из чужой семьи?
Вам Родины дороже народ на букву "И".
Не подрывайте корни Союза Эс-Эс-Эр,
Где поит вас и кормит народ на букву "Эр".

После публикации Евтушенко в газете Известия:
"Моя фамилия Россия, а Евтушенко — псевдоним!".

Игорь Иванович написал эпиграмму:

"Залив вином глаза косые,
он рёк, тщеславием томим,
моя фамилия rоссия, а
Евтушенко — псевдоним.
Здесь явно виден лишний градус,
давай всерьёз поговорим.
Твоя фамилия "брат" - Гангнус,
а Евтушенко — псевдоним".

Сам же Евгений Евтушенко-Гангнус оценивал себя и своих старших "товагищей" так - эпиграмма Евтушенко к старшему товарищу:

Ты Евгений, я Евгений
Ты не гений, я не гений
Ты говно и я - говно
Я недавно, ты давно.

Кобзев также выступал в периодической печати и как литературный критик, и как публицист. Когда после выхода в свет романов Шевцова "Любовь и ненависть" и "Во имя отца и сына" в 1970 году на их автора обрушился шквал сионистской критики, Кобзев был единственным в нашей стране, кто выступил в защиту писателя-патриота (на страницах газеты "Советская Россия").

Поэзия Кобзева тематически разнообразна. Большой цикл стихов посвящен жизни за рубежом ("В Стамбуле", "В тропиках", "В венской опере", "На площади Испании" и др.).

Перу Кобзева принадлежат несколько патриотических поэм ("Радонежский лес", "Дума о России" и др.). Обращаясь в своем творчестве к сюжетам русской истории ("Поездка в Суздаль", "Покров на Нерли", "Град Чернигов", "Дмитрий Донской", "Ольга", "Пересвет", "Слава веков"), поэт пытается разобраться в летописных свидетельствах событий: что в них быль, а что - выдумка. Так, вспоминая героев русских летописей, Кобзев подвергает сомнению существование на Руси татаро-монгольского ига - стих:

Слава веков

Я думал о зле великом
О горестях давних дней
За что окрестили «игом»
Три века земли моей?

Неужто закрыло дымом
И Волгу, и Днепр, и Дон?
Неужто в краю родимом
Царили лишь боль да стон?

Да нешто – как птицы в клетке –
Томиться средь вражьей тьмы.
Смогли бы прямые предки
Таких удальцов, как мы?!

Мир помнит грозу тех ратей
И славу былых побед,
В которых гремел Евпатий,
Ослябя и Пересвет.

Да каждый курган над полем,
Да каждый валун седой –
Как памятник тем героям,
Что смело кидались в бой.

Чуть землю копнешь ногою –
То щит, то, глядишь, копье…
Здесь не было дня без боя!
Где «иго», Батый, твое?!

В том долгом кровавом споре,
Где гром, да вороний гам,
Ни Новгород, ни Поморье
Не отдали мы врагам!

И слава ласкала солнцем
Кольчуги и стремена,
И Невский громил тевтонцев
В те самые времена!

Три века над ширью русской,
В огнях и во тьме ночей
Набатом гремела рубка,
Звон сабель и стук мечей.

Досыта хлебнули лиха!
Пощады тут не проси!
А все ж никакого «ига»
Не ведали на Руси!

Не с тем чтобы силой хвастать,
А с тем, чтоб уйти от вранья.
Твержу я: вовеки рабства
Не знала земля моя!

И, стало быть, не годится
Порочить нам старину,
И есть у нас, чем гордиться,
За что прославлять страну!

Кобзев проявлял большой интерес к языческой Руси и в течение ряда лет работал над поэтическим переводом "Слова о полку Игореве" (изд. в сборнике "Весенние заботы" в 1985 г.). Его перевод отличает тонкое поэтическое чутье и стремление к точной передаче ритмики древнерусского текста:

Братья и дружина! Уж лучше убитым быть,
Нежели полоненным быть!
Воссядем, братья, на своих борзых коней
Да узрим синего Дона!

Нетрадиционных толкований текста у Кобзева немного. Он, видимо, связывает понятие Трояна с Троей ("Тропой Троянской", "века Троянские", "на землю Троянскую", "Как будто в том самом веке Троянском"). Отметим и другие нетрадиционные толкования в переводе:

Осыпали меня из опустевших тулей
Поганых бестолочей
Великим жемчугом по всему лону...

***
И всю ночь, с вечера,
Босомыгия вороны граяли;
***

В былые годины Святославовы
Рек Боян, песнетворец старого времени,
Для Ярослава и для Ольги,
Княгини его желанной.

Работа над "Словом..." помогла ему при создании поэмы-сказа "Падение Перуна" и поэмы "Лесная сказка". Вот как писал об этом сам поэт: "Часто для построения поэтического образа, стремясь превратить его в емкий многогранный символ, я опирался на поэтику бессмертного "Слова...". Уверен, что высокие художественные достоинства этого произведения были и остаются лучшей школой для многих поколений поэтов... Знакомство с этим литературным источником оказало мне немалую помощь в работе над обширным по количеству исторического материала сказом "Падение Перуна", повествующем о жизни языческой, дохристианской Руси".

По мотивам "Слова..." написаны стихотворение "После побоища" (1971), в котором Кобзев воспроизводит существующее поверье о походе Игоря Святославича на половцев в 1185 году, и поэма "Меч-кладенец" (1978). В этой поэме нашла отражение поддерживаемая Кобзевым версия о том, что автором "Слова..." является сам князь Игорь. В тексте поэмы говорится о том, как Игорь Святославич, будучи в половецком плену, сложил "Слово..." и как затем исполнил его в гриднице Святослава перед киевским князем и его гостями. "Меч-кладенец" содержит много парафраз "Слова...", например:

Знал Игорь: моравы и греки -
Все, все его нынче корят:
Мол, скинул он золото в реки,
Сгубил свой могучий отряд!

***
Он ихним цветным узорочьем
Мосты по болотам мостил.
***

По градам, по весям витая,
Крепчала той песни краса.
От горла Днепра - до Дуная
Ее разнесли голоса...

Кобзев также был хорошим художником. Ему принадлежит серия картин на сюжет "Слова...". (к сожалению, репродукций его картин в сети я не нашел, orthodox)

Поэт был сторонником подлинности Влесовой книги и автором ее поэтического переложения.

В декабре 1977 г. Кобзев организовал в Москве общественный музей "Слова о полку Игореве", размещавшийся в Погодинской избе и ставший в 1980-х одним из центров возрождения русского национального сознания. Музей продолжал народно-патриотическую линию клубов "Родина", ВООПИК и "Русского клуба", одним из неформальных лидеров которых был Кобзев. Среди активистов музея насчитывалось около 100 человек. Главной целью музея было изучать и пропагандировать великие памятники русской литературы. Основную работу вел сам поэт, возглавлявший музей со дня основания вплоть до своей кончины.

Игорь Иванович Кобзев является автором многих поэтических сборников, среди которых: "Шпага чести" (1963), "Лебеди в Москве" (1964), "Радонежье" (1968), "Гусляры" (1971), "Дума о России" (1976), "Мгновения" (1977) и другие.

Стихотворение И.И. Кобзева

"БОГАТЫРЬ"

В былине, на древней картине,
В легенде, поросшей быльем,
Я часто встречаюсь доныне
С могучим богатырем...

В нем – доблесть бойца удалого,
И верность, и рыцарский пыл.
Вознес его дар Васнецова
И Врубель – в бессмертье врубил!

Он – рослый, прямой и упрямый,
В кольчуге. С шеломом стальным.
И конь его, тяжкий как мамонт,
Чугунно ступает под ним.

Какой же он сильный-пресильный!
А очи горят добротой.
Как будто бы взор его синий
Забрызгало волжской водой.

Ты дай ему лямку – для тяги, –
Он Землю своротит плечом!
А я, как о малом дитяте,
Вседневно тревожусь о нем.

Я думаю с тайной заботой:
Могуча у воина грудь,
Да больно он добр. Коль охота –
Такого легко обмануть!

Ни грозное ханство, ни царство
Не сделают с ним ничего.
Но хитрость! Но ложь! Но коварство! –
Вот страшное зло для него!

1972 г.
Ответить

Вернуться в «Доска почёта русских писателей и общественных деятелей.»