Почему Истархов до сих пор жив!!! ?

Уголок гойского долбоёба. Разбор и снятие одежд с фальсификаций и дурилок. ДЛБ и деньги понятия несовместимые.
Сообщение
Автор
электорат

Немного про Константина Смирнова-Осташвили

#8 Сообщение

91. Народный лидер Константин Смирнов-Осташвили (?-1991)
Из простых рабочих возвысился до крупного русского политика-националиста. Организовал и возглавил Союз за национально-пропорциональное представительство в органах власти СССР. Осуждён по антисемитскому закону, а в тюрьме по жидомасонскому приказу повешен.

Лимонка № 149 http://limonka.nbp-info.com/149/149.htm

опыт десятилетия
ПАМЯТЬ
"Память" на марше


Время публичной политики в СССР наступило внезапно, стоило лишь у кормила власти встать человеку, который не только не знал каким путём вести наш корабль, но и даже не был уверен в наличии сторон света как таковых. Началась перестройка.

Странное это было время, настолько странное, что если бы не видел всё своими глазами, то и не поверил бы. Ещё висел над Кремлём красный флаг, но висел как-то грустно, обречённо. Я платил комсомольские взносы и дважды в год ходил на праздничные демонстрации. Но демонстрации раз за разом странным образом изменялись, да так, что на последней, первомайской, несли уже не портреты Горбачёва, а по большей части карикатуры на него. А где-то внизу, у ступеней мавзолея стояла маленькая рыжая Раиса Максимовна и плакала. Хотя считалось, что у власти по-прежнему коммунисты, всей партийной идеологией заправлял всесильный секретарь Политбюро ЦК КПСС А.Н.Яковлев, нынешний сопредседатель Союза правых сил (!). Олигарх Миша Ходорковский был секретарём комитета ВЛКСМ моего родного Менделеевского института, а кто такие Путин, Березовский и Гусинский знали только в КГБ и Мосаде.

На государственном телевидении и за государственные деньги шли антисоветские и антигосударственные программы, типа “Взгляда”. Правда, не было ещё рекламы сникерсов и тампаксов, зато полным ходом велась реклама стяжательства, беспринципности, индивидуализма, циничного отношения к своей стране, её истории, к социалистическим идеалам. Именно по ящику миллионы советских граждан впервые услышали экзотические слова – “баксы” (их по началу называли “Гринами”), “рэкет”, “путана”… СМИ всех мастей изо дня в день расковыривали устои советского строя и к девяностому году по сути дела всё было кончено: почти поголовно население обеих столиц и крупных городов уверовало в то, что на Западе цветут одни райские кущи, и что у нас они тоже зацветут, стоит лишь прогнать коммунистов и ввести частную собственность.

Зомбирование было столь сильным, что и по сей день многие верят в эту ахинею. Тогда же и вовсе творилось нечто страшное. Самые ничтожные людишки (Гдлян, Попов, Станкевич, Черниченко, Калугин и т.п.) по самому ничтожному поводу собирали многотысячные митинги. Политизация общества была очень высокой, но однобоко-демократической: ныне благополучно забытый, а тогда “передовой перестроечный” журнал “Огонёк” выходил тиражом, превышающим тираж всех нынешних журналов и журнальчиков вместе взятых, а возникшая в дни перестройки либеральная газета “Аргументы и факты” и вовсе попала в книгу рекордов Гиннеса, выйдя не то 100, не то 125-миллионным тиражом. Едва ли не полумиллионные демонстрации “демократов” вкривь и вкось исходили всю Москву. Но где бы не находился конечный пункт шествия, маршрут всегда пролегал мимо американского посольства и тысячи глоток пели “осанну” Штатам – “оплоту свободы во всём мире”.

В этих условиях сохранить разум и занять по отношению к переменам в стране правильную позицию удавалось немногим. И демократы, и “государственники”, и традиционалисты, и националисты – все были едины в своей ненависти к социализму, к СССР. К примеру, немногие помнят, что РНЕ ранее имело другую, “говорящую” аббревиатуру – “НЕ за СССР” (“Национальное единство за свободную, сильную, справедливую Россию”).

Мой политический выбор был облегчён тем, что наиболее активными “перестройщиками” оказались именно те деятели парткома нашего института и курирующего райкома ВЛКСМ, которые своим формализмом и идиотизмом вызывали отвращение не только к партии и комсомолу, но и к самой жизни. Кроме того, довольно загудели институтские евреи, допреж – активные партийцы и незаменимые сборщики комсомольских взносов. Нельзя сказать, чтоб я очень их не любил (ко мне, как члену комитета комсомола они умело подмазывались), но отвращение всё же питал, то самое отвращение, которое свойственно каждому нормальному человеку, не связанному с этим племенем теми или иными узами.

В итоге к демократам я примкнуть не мог, так как считал их адским отродьем, к коммунистам примыкать не было никакого смысла ввиду их полного паралича и бездействия, да и к кондовым националистам не слишком тянуло – своим глупым антикоммунизмом они только способствовали приближающемуся коллапсу.

И как-то весной 1989 года ко мне в руки попала листовка очередной ветви “Памяти” (их было штук шесть, практически неотличимых идеологически, но имеющих вечно конфликтующих амбициозных лидеров). Я уже протянул руку к урне, когда вдруг увидел слова, которых уже отчаялся когда-либо увидеть: “Мы – советская патриотическая организация”.

Организация называлась “Союз за национально-пропорциональное представительство “Память”. Во главе её стоял московский рабочий Константин Владимирович Осташвили (иногда он представлялся по фамилии матери – Смирнов). Познакомиться лично удалось во время митинга профсоюзов у часового завода “Слава”. Помню на трибуну буквально прорвался небольшого роста лысыватый человек лет пятидесяти. Сказал он всего несколько слов и организованный сусальными профсоюзами ноющий митинг взорвался, раскололся на две половины. Сказано было примерно следующее: “Ну, прогоните вы коммунистов. А кто после власть возьмёт? Кто станет капиталистами? Они?” – рука оратора указала на компактную группу вездесущих демократов – “Эти бородатые, пучеглазые, кривоносые? Вы этого хотите?”. И всё, митинг дальше можно было не продолжать, ораторов никто уже не слушал.

Судьба отвела мне всего два года знакомства с Константином, последних два года его жизни. До сих пор не перестаю удивляться, как ему, простому рабочему удалось создать организацию идейно и во внешних формах политической борьбы предвосхитить национал-большевизм.

У этой группы, в отличие от всех других “Памятей” имелся чётко сформулированный политический идеал и конкретный путь его достижения, причём путь, не выходящий за рамки здравого политического смысла. Реализация принципа национально-пропорционального представительства действительно является одним из общепринятых способов достижения национального равновесия в полиэтнических государствах и не ущемила бы интересы ни одного из коренных народов СССР, более того, способствовала бы сохранению Союза, выходу его на новый уровень межнациональной интеграции.

Единственная из всех радикал-националистических протопартий осташвилевская “Память” выступала против восстановления капитализма, резонно полагая, что главными капиталистами окажутся не русские (хотя неприкрытый делёж России между Березовским и Гусинским тогда ещё и в страшном сне не привиделся бы). Пусть эклектическое, но соединение национализма с социалистическими принципами (советский человек – недостающее звено между людьми и богами), отсутствие преклонения перед попами всех мастей, противопоставление веры и церкви, сути и формы, требование сохранения Союза как ядра будущей евразийской империи, требование экономической автаркии – всё это в достаточной степени близко национал-большевизму.

Кроме наличия приличного идеологического основания, эта ветвь “Памяти” выделялась и радикальными акциями в духе прямого действия.

На счетцу организации более десятка сорванных мероприятий политических противников, открытое физическое столкновение с участниками демократических манифестаций (это требовало немалого мужества – многосоттысячная биомасса могла просто раздавить), преследование особо вредных демократов на манер национал-большевистской обструкции Михалкова (Коротич и Евтушенко так и не смогли толком оправиться и выключились из политической борьбы) и многое другое. Почти все радикальные акции, записанные на общий счёт многоликой “Памяти” в 1989-90-х годах – дело рук осташвиливцев. По количеству эфирного времени и количеству уделённых борьбе с “фашизмом” газетных полос эта ветвь “Памяти” вне конкуренции. Одна из самых грандиозных минифестаций демократов – полумиллионное шествие 2 февраля 1990 года – была посвящена именно осташвиливцам.


Изображение
Та самая демонстрация "демократов" 02.02.1990

Из всех акций, в которых мне довелось принять участие, наиболее примечательными были две – “торжественная встреча” 18 декабря 1989 года участников конгресса евреев СССР (если мне память не изменяет, именно так это называлось), и состоявшийся через месяц в ЦДЛ (Центральном доме литератора) печально известный “открытый микрофон” с объединением писателей за перестройку “Апрель”.

Не смотря на больший резонанс событий в ЦДЛ, первая из перечисленных акций была куда более интересной, радикальной и массовой. Чтобы понять, чем определялся выбор цели, нужно вкратце изложить взгляды этой ветви “Памяти” на еврейский вопрос.

В отличие от классических правых, Осташвили вообще не затрагивал антропологическую и религиозную аномалию еврейства. В этом смысле он был в наименьшей мере антисемитом из всех правых лидеров того периода. Почти не упоминал он и о роли евреев в революции 1917 года. Однако всегда подчёркивал, еврейство всецело противится укреплению, да и вообще существованию любого не либерального или в какой-то степени национально-специфического (т.е. нормального) государства. Как лягушки, будь на то их воля, превратили бы весь мир в обожаемое ими болото, так и евреи, не взирая на национальные особенности и предпочтения других народов стремятся к планетарному утверждению либерального торгового строя, как среды в наибольшей степени им благоприятствующей.

И нет никакого сомнения, что именно евреи, составлявшие основную часть творческой и технической интеллигенции обоих столиц, сыграли главную роль в направлении процесса перестройки по наихудшему, катастрофическому пути. Именно по их злому умыслу был разрушен СССР. Именно благодаря им на наш народ обрушились все беды колониального капитализма и именно их надо винить в начавшемся десять лет назад процессе вымирания русского народа.

Учитывая всё это, Осташвили не мог спокойно наблюдать как в самом сердце нашей страны собрались её разрушители, чтобы скоординировать свои действия, заточить свои жала.

Богопротивный конгресс проходил в здании Киноцентра, что у метро Краснопресненская. Чтобы попасть внутрь делегатам надо было проделать длинный путь по дуге вдоль здания. А здесь, начиная едва ли не от метро, в две шеренги выстроились участники, как говориться, несанкционированного пикета числом побольше сотни, и каждый представитель самопровозглашённого богоизбранным народа был вынужден как бы проходить сквозь строй. При этом он не только читал составленные народным образным языком плакаты, но и получал солидную дозу пинков, плевков и тумаков.

Экзекуция продолжалась ровно академический час, и никто из участников конгресса обойдён вниманием не был. Наравне со всеми досталось и председателю Всемирного конгресса евреев Симхе Нимицу – человеку, ногой открывавшему дверь кабинета президента США.

И нельзя сказать, что мероприятие не охранялось: вокруг Киноцентра бродил наряд милиции из четырёх человек, а около входа в здание по обе стороны стеклянных дверей стояли еврейские мальчики в повязках цвета израильского флага с голубой шестиконечной звездой. Но наряд милиции сразу же оказался зажатым в каком-то углу причудливой архитектуры здания, а мальчики мышками попрятались в глубинах холла.

И хотя через час около Киноцентра в полном составе собрались все окрестные отделения милиции (где и простояли двое суток, вплоть до закрытия конгресса), главное было уже сделано: в ход течения конгресса были внесены необходимые коррективы, в результате чего возобладали панические настроения, воспринятые в чувствительной еврейской среде как команда к сбору чемоданов. Именно измеряемый сотнями тысяч исход евреев в 1990-92 годах резко ослабил поддержку демократов в обеих столицах и обусловил спад демократической истерии к весне 1991 года. Конечно столь массовый исход определялся не только этой и подобными ей акциями, однако и их роль была весьма значительна.

По сравнению с описанным выше, события, громко именовавшиеся “погромом в Центральном доме литераторов” врядли даже достойны были бы упоминания, если бы не беспрецедентная их раскрутка и нашими и зарубежными СМИ, и не их фатальные последствия как для самого Осташвили, так и для организации в целом.

Мероприятие называлось – открытый микрофон ассоциации писателей за перестройку “Апрель”. В ЦДЛ Осташвили действовал также как раньше на встречах с редакцией “Огонька”, творческом вечере В.Коротича и многих других: группа сторонников “Памяти” (человек 25-30, не более) со свёрнутыми плакатами спокойно проходила в зал, занимая верхний ярус. Затем Осташвили обращался к организаторам с просьбой принять участие в дискуссии. Если ему отказывали, он доставал мегафон, а задние ряды вставали и разворачивали плакаты. Под благовидным предлогом защиты слова мероприятие оказывалось сорванным.

Однако на этот раз вышло иначе – ведущий вечера едва успел сказать пару слов, как на сцену вышла критик из “Огонька” Наталья Иванова (видно кандидатура провокатора подбиралась по национальному признаку) и принялась буквально вопить: “Я не понимаю, что здесь происходит! К нам пришли русские фашисты, фашистские собаки! И нечего с ними говорить – их расстреливать надо!” Естественно, это выступление было стёрто со всех аудио- и видеозаписей вечера (магнитофоны и видеокамеру припасли, конечно же, “писатели”), и вышло так, что оголтелая свора хулиганов ни с того ни с сего принялась орать, размахивать плакатами и пинать несчастных любителей перестройки.

Минут через десять после начала суматохи в зал вошли двое милиционеров и как могли попытались развести конфликтующих. Однако у них ничего не вышло, ибо по чьей-то злой воле все двери зала оказались закрытыми (заперли и дверь через которую вошла милиция). Когда же открыли запасной выход, весь вестибюль и первый этаж были серы от мундиров – столько собралось милицейских чинов.

Часть наших повязали на месте, но многим удалось выбраться почти беспрепятственно: милиции мешали горе-писатели. С выпученными глазами, брызжа слюной от ненависти, они бросались на наших, на переодетых оперов и друг на друга, производя впечатление отъявленных погромщиков.

В сутолоке у гардероба я с некоторым трудом получил свою одежду и уже направился к выходу, как ко мне подскочила этакая крючконосая баба-яга и проорала прямо в ухо: “Если вы убьёте хотя бы одного еврея, мы убьём десять тысяч русских! Не забывайте, в наших руках пресса и медицина!”

Признаюсь, тогда я воспринял сказанное как бред воспалённого старушечьего мозга…

А дальше был спектакль суда. О том, что всё было решено заранее говорит хотя бы тот факт, что председательствующим назначили судью с яснее ясного говорящим отчеством – Андрея Иосифовича Муратова (позднее, вероятно за эту услугу, он получил тёпленькое местечко юрисконсульта “Московского комсомольца”). Обвинителями были народные депутаты СССР (несчастный мы народ!) Ю. Черниченко и Ю. Афанасьев, а также не в меру упитанный крючкотвор-адвокат (ныне депутат Госдумы) Андрей Макаров. В разное время к давлению на суд подключались Е. Евтушенко, А. Адамович, покойные ныне В. Листьев и Г. Старовойтова (тоже депутатка) и многие другие, имя коим – легион.

Они добились своего. 12 октября 1990 года Осташвили был осужден по никогда ранее не применявшейся статье 74-й части второй УК РСФСР (разжигание национальной розни). Идиотизм решения суда подчёркивало ещё и то, что уже во всю полыхали межнациональные конфликты в Карабахе и Узбекистане, сотнями гибли люди, и никто за это так и не был привлечён к ответственности.

Через полгода Константина Владимировича Смирнова-Осташвили не стало. Он был найден повесившимся (повешенным?) 26 апреля 1991 года. По словам начальника колонии Осташвили собирались условно-досрочно освободить и он об этом знал. Даже явные злопыхатели и среди них М.Дейч были вынуждены признать загадочность обстоятельств смерти. Возможно, ответ кроется в последних словах Константина на суде, брошенных “общественным” обвинителям: “Когда я выйду, мы встретимся…”

А ещё через четыре месяца рухнула изъеденная червями и личинками короедов великая империя. Говорят, что Союз был обречён, но вспоминая события августа 1991 года я уверен -–будь жив Константин, всё повернулось бы иначе.

И. Минин, разжигатель национальной розни
http://limonka.nbp-info.com/149/149.htm