Послание наших славянских предков нам, потомкам через икону.

История Руси глазами Родноверов.
Ответить
Сообщение
Автор
гость

Послание наших славянских предков нам, потомкам через икону.

#1 Сообщение

Как славянская, языческая, свободная душа давала знать о себе через века под гнётом иудеохристианства.

Автор статьи - М.А. Волошин. Человек великолепной эрудиции, глубочайших знаний, широкого кругозора, "monsieur "c'est tres interesant"" ("господин "это очень интересно""), как называли Волошина в парижском обществе. Поэт прекрасно знал античную и восточную культуру, изучал историю и теорию живописи, и сам написал немало исследовательских работ по этому вопросу ("Скелет живописи" 1904 г., "Устремления новой французской живописи" 1908 г., "Индивидуализм в искусстве" 1906 г., "Архаизм в русской живописи" 1909 г., "Современные портретисты" 1911 г., "Чему учат иконы?"1914 г.). Он интересовался мировой историей, древними и современными языками (еврейский, арабский, французский, немецкий, испанский); превосходно зная французский язык, переводил стихотворения Э.Верхарна, Ш.Бодлера, В. Гюго, Г.Флобера, Анри де Ренье, сонеты Х.-М.Эредиа.
Кроме того, что Волошин был великолепным поэтом, он был еще и чудесным художником...[/quote]

в 1913 году, по случаю 300-летия дома Романовых, состоялась выставка русских икон, очищенных реставраторами от всякого рода наслоений и потемневшей олифы. Посетители были потрясены. Многие даже не верили, что это старинные иконы, настолько яркой, красивой, сияющей оказалась древняя живопись".

статья, написанная после посещения первой выставки русской иконы.
М Волошин.
ЧЕМУ УЧАТ ИКОНЫ?

Лучшей охраной художественных произведений во все времена были могила и варварство. Весь Египет встал из гробниц; статуэтки Танагры и Миррины1 были выкопаны из могил. Микенские гробницы, римские катакомбы, керченские курганы, засыпанная Помпея, разрушенная землетрясением Олимпия2 -- вот сокровищницы древнего искусства. С другой же стороны, пожар Кноссоса, щебни Гиссарлика, Campo Vaccino на месте Форума,3 война, разрушение, пренебрежение, забвение -- вот силы, сохранившие нам драгоценнейшие документы прошлого. Имя Константина, по ошибке данное конной статуе Марка Аврелия,4 имя Богоматери, данное изображениям Изиды ("Les Vierges noires" {"Черные девы" (франц.).} -- французских соборов),5 -- вот что охраняло эти произведения и дало им возможность дойти сохранными до наших дней...

Смерть охраняет. Жизнь разрушает. До самого начала Ренессанса обломки античного мира лежали нетронутыми, как их оставили варвары. Возрождение, воскресшая любовь к древности разрушили гораздо больше произведений искусства в одно столетие, чем все варварство в тысячу лет. Жирардон, ретушевавший Венеру Арльскую,6 не исключение в историй искусства. Так поступали со всеми античными статуями: стоит только сравнить Ватиканский музей с музеем Терм или Афинским музеем.7 Любовь к искусству всегда разрушительнее забвения.

Варварство русских людей сохранило для нас дивное откровение русского национального искусства. Благочестивые варвары, ничего не понимавшие в красоте тона и колорита, каждый год промазывали иконы слоем олифы. Олифа, затвердевая, образовывала толстую стекловидную поверхность, из-под которой еле сквозили очертания ликов. Но под этим слоем сохранились нетронутыми первоначальные яичные краски, которые теперь возникают перед нами во всем своем горении. Олифа была той могилой, которая сохранила и донесла нетронутым старое искусство до наших дней. Реставраторам икон приходилось делать настоящие раскопки, снимая с доски две-три, иногда даже четыре позднейших росписи, прежде чем добраться до древнейшего и подлинного произведения. Точно так же и Шлиман должен был снять пять слоев безвестных развалин, прежде чем достичь развалин гомеровской Трои...

Кто знает, не повлечет ли за собою это обнажение от олифы очищенных икон их окончательную гибель впоследствии? Но теперь, на мгновение, как античный мир для людей Ренессанса, древнее русское искусство встало во всей полноте и яркости перед нашими глазами. Оно кажется сейчас так ярко, так современно, дает столько ясных и непосредственных ответов на современные задачи живописи, что не только разрешает, но и требует подойти к нему не археологически, а эстетически, непосредственно.

Новизна открытия лежит прежде всего и главным образом в тоне и цвете икон. Никогда нельзя было предположить, что в коричневой могиле олифы скрыты эти сияющие, светлые, земные тона. Господствующими тонами иконной живописи являются красный и зеленый: все построено на их противоположениях, на гармониях алой киновари с зеленоватыми и бледно-оливковыми, при полном отсутствии синих и темно-лиловых. О чем это говорит?

У красок есть свой определенный символизм, покоящийся на вполне реальных основах. Возьмем три основных тона: желтый, красный и синий. Из них образуется для нас все видимое: красный соответствует цвету земли, синий -- воздуха, желтый -- солнечному свету. Переведем это в символы.
Красный будет обозначать глину, из которой создано тело человека -- плоть, кровь, страсть.
Синий-- воздух и дух, мысль, бесконечность, неведомое.
Желтый -- солнце, свет, волю, самосознание, царственность.

Дальше символизм следует законам дополнительных цветов. Дополнительный к красному -- это смешение желтого с синим, света с воздухом -- зеленый цвет, цвет растительного царства, противопоставляемого -- животному, цвет успокоения, равновесия физической радости, цвет надежды.

Лиловый цвет образуется из слияния красного с синим. Физическая природа, проникнутая чувством тайны, дает молитву. Лиловый, цвет молитвы, противополагается желтому -- цвету царственного самосознания и самоутверждения.

Оранжевый, дополнительный к синему, является слиянием желтого с красным. Самосознание в соединении со страстью образует гордость. Гордость символически противопоставляется чистой мысли, чувству тайны.

Если мы с этими данными подойдем к живописным памятникам различных народов, то увидим, как основные тона колорита характеризуют устремление их духа.

Лиловый и желтый характерны для европейского средневековья: цветные стекла готических соборов строятся на этих тонах.
Оранжевый и синий характерны для восточных тканей и ковров.
Лиловый и синий появляются всюду в те эпохи, когда преобладает религиозное и мистическое чувство. Почти полное отсутствие именно этих двух красок в русской иконописи -- знаменательно! Оно говорит о том, что мы имеем дело с очень простым, земным, радостным искусством, чуждым мистики и аскетизма.

Невольно вспоминаются указания Гладстона, что греки времен Гомера не знали синего цвета8 и не имели в языке слова для его обозначения. В греческой живописи было то же самое: во времена Полигнота9 живописная гамма ограничивалась черным, белым, желтым и красным цветами.

Синяя же краска, давно известная египтянам и употреблявшаяся греками при раскраске погребальных статуй, не проникала в живопись. Ее впервые начинает употреблять Апеллес.10

Зеленая краска была известна греческой живописи только как смешение черной и желтой, т. е. в своих притуплённых, сероватых тонах. Символически эта гамма красно-желто-черного цвета говорит о творчестве земном, реалистическом, каковым мы и знаем греческое искусство, но -- на фоне глубокого пессимизма. Если бы у нас было больше данных, мы бы могли попытаться наметить эволюцию развития религиозного чувства греков, проследив, как в византийской живописи желтый цвет становится золотом -- т. е. еще больше приближается к солнечной славе, а красный становится пурпуром -- лиловым цветом молитвы...

Совпадая с греческой гаммой в желтом и красном, славянская гамма заменяет черную -- зеленой. Зеленую же она подставляет всюду на место синей. Русская иконопись видит воздух зеленым, зелеными разбелками дает дневные рефлексы. Таким образом, на место основного пессимизма греков подставляется цвет надежды, радость бытия. С византийской же гаммой нет никакого соотношения.

Эти черты находятся в полном противоречии со всем тем, что мы привыкли видеть в старых иконах, и с тем, о чем говорят рисунок и композиция икон.

А они так внятно и убедительно говорят о постничестве, аскетизме, умерщвлении плоти, ожидании Страшного суда, исступленных молитвах и покаяниях, о мистическом трепете и ужасе. Глядишь издали, как на красочные пятна -- видишь радость, полноту земной жизни, утверждения бытия. Рассматриваешь вблизи: все говорит о Смерти и Суде.

Этому противоречию может быть одно объяснение. Русская иконопись развилась как искусство каноническое. Но канон касался главным образом рисунка и композиции. Они шли от Византии и изменялись медленно в деталях, на протяжении целых поколений. Но рядом с этой строгой канонической формой текла широкая и свободная струя народного творчества. В расцветке икон сказывалась вся полнота жизни, весь радостный избыток юного славянства, который мы знаем по цветам вышивок и кустарных работ. Строгое академическое творчество, стесненное установленными подлинниками, дозволявшими лишь комбинации выработанных форм, открывало пути прихотливому индивидуальному пониманию цветов. Древняя, тяжелая, строгая священная чаша жесткого чекана, а в нее налито сладкое, легкое, пенное, молодое вино. Какое единственное и счастливое сочетание!

Не то же ли самое делает поэт, когда берет строго определенную поэтическую форму, например сонет, и вливает в этот заранее данный и выработанный ритмический и логический рисунок лирическое состояние своей души? В глубоких и органических проявлениях искусства всегда можно рассмотреть канонический ствол растения и свободное цветение индивидуального творчества на его ветвях.

Когда ближе присматриваешься к самой технике иконного письма, то испытываешь глубокую художественную радость от простоты и наглядности технических приемов. Подкупает последовательность работы, метод, которого так не хватает живописи в наши дни. Хочется представить себе, какие результаты дал бы иконописный подход к человеческому лицу, если применить его к современному портрету.

Есть одно требование, которое никогда не удовлетворяется современным искусством: хочется, чтобы художественная работа была так последовательно распределена, чтобы в любой стадии своего развития она давала законченное впечатление. Башни Парижской Notre Dame могли бы еще продолжаться вверх суживающимися осьмигранниками, между тем они вполне закончены в том виде, как они есть. Точно так же и любой недостроенный готический собор.

Эта возможность остановить работу в любой момент есть и у иконописного метода. Когда иконописец прежде всего намечает общую линию фигуры и заливает ее одним санкирным тоном -- он сразу выявляет характерный силуэт, существующий уже сам в себе. Намечая черты лица, он как бы приближает эту далекую тень на один шаг к зрителю. Начинается процесс разбелки. Яичный желток дает прозрачность даже белилам. Пробеляя санкирный тон прозрачным слоем белил там, где падает свет, иконописец как бы погашает дневным светом внутреннее горение вещества плоти...

Во время этих последовательных пробелок, ложащихся одна на другую, лик постепенно выделяется из мглы и шаг за шагом приближается к зрителю. От художника вполне зависит остановить его на той степени приближения, которая ему нужна. Он может с математической точностью довести его из глубины вплоть до поверхности иконы, может, если надо, вывести вперед за раму, может оставить отодвинутым далеко в глубине. Здесь падают все вопросы о законченности или незаконченности: все сводится к степени удаления или приближения. Фигура с самого начала работы постепенно "идет" на художника, и он должен только знать, на какое расстояние ему надо "подпустить" ее.

Могилы не разверзаются случайно. Произведения искусства встают из могил в те моменты истории, когда они необходимы. В дни глубочайшего художественного развала, в годы полного разброда устремлений и намерений разоблачается древнерусское искусство, чтобы дать урок гармонического равновесия между традицией и индивидуальностью, методом и замыслом, линией и краской.

http://az.lib.ru/w/woloshin_m_a/text_0500.shtml


P.S. М. Волошин - не еврей, но евреи считали его своим. Из его дневника
В эти тяжелые и опасные времена единственные люди, кот[орые] пришли ко мне на помощь, -- это были феодосийские евреи. В то время Феодосия была убежищем для ряда еврейск[их] писателей, как молодежи, так и для пожилых и маститых... У евреев был собств[енный] лит[ературный] кружок, который назывался "Унзер Винкль" (Наш уголок (евр.). . Ко мне пришли представители этого кружка и сказали: "У Вас, верно, сейчас очень трудные дни, Вы, наверное, сидите без денег. Хотите, мы устроим для Вас лит[ературный] вечер?"

Я, конечно, с радостью согласился. Это было для меня честью, потому что неевреи в "Унзер Винкль" не допускались. Чтения там бывали на древнееврейском языке или на жаргоне. И когда я начал серию своих стихов "Видение Иезекииля", то публика вся поднялась с места и пропела мне в ответ хором торжеств[енную] и унылую песнь на древнеевр[ейском] языке. А когда я спросил о значении этой песни, то мне объяснили, что этой песней обычно приветствуют только раввинов, а в моих стихах аудитория услыхала подлинный голос древнего иудейского пророка и потому приветствовала как равви.
Любопытно, мне рассказала Ася Цветаева, бывшая в толпе, что когда я пришел в залу вместе с Майей *, то об нас томная еврейка, сидевшая за ее спиной, объясняла своей соседке: "А это наш известный поэт М. Волошин. И Вы знаете -- он женат на княгине Кудашевой..."
Всякий не родной язык Макс любил слушать и познавать сам в его корневом звучании.
Макс дружил в Париже с поэтом Бяликом * и считал его гениальным поэтом. Бялик читал Максу стихи, переводя их на французский язык, а писал он свои стихи на древнееврейском языке. Макс два года изучал древнееврейский язык, чтобы прочесть несколько особо нравящихся ему стихов Бялика в подлиннике...
* Бялик Хаим-Нахман (1873--1934) -- еврейский поэт.
Макс особенно интересовался древней еврейской историей. Очень любил разговаривать с хасидами, раввинами, знал хасидские легенды и часто их рассказывал.
P.P.S.
Степан Рябушинский владел одним из лучших в России собраний старообрядческих икон, организовал старообрядческий институт, где готовились староверы-священники и учителя, основал журнал «Русская икона». Едва ли не первым Степан Павлович применил последовательную, полную расчистку икон от поздних записей, выполняемую опытными реставраторами. В его доме хранились десятки раритетов, в том числе таких, как «Богоматерь Одигитрия Смоленская» (вторая половина XIII века), новгородские «Рождество Богоматери» и «Архангел Михаил» (XIV век). Степан Павлович планировал создать на основе коллекции Музей иконы, но, к сожалению, не успел. - мировая война и революция помешали планам мецената.

После октября 1917-го ему, как и большинству представителей семейства, пришлось покинуть Москву. Часть его собрания обнаружили на даче у брата Николая. Из здания, предназначенного для Музея иконы, в 1918 году вывезли 128 шедевров, а множество икон, как «не имеющих художественной ценности» раздали обывателям или свалили в подвале. К счастью, большинство древних досок уцелело и сейчас они находятся в Третьяковской галерее и Историческом музее.


Изображение
Рождество Богоматери Новгород XIV в (краски искажены)

Изображение
Троица. Современное фото, краски искажены, иконе 600лет! Волошин смотрел 100 лет назад на 500-летнюю только что расчищенную икону. Можно только догадываться, какие краски были в оригинале!

Авторская программа Паолы Волковой из цикла "МОСТ НАД БЕЗДНОЙ" (12 серий, канал "Культура"). Фильм про Троицу Андрея Рублева.
http://www.youtube.com/watch?v=6R5YATHA-zE

О выставке 1913г