Архитектура Ле Корбюзье. Разрушение исторического облика Москвы

[читатель]

Якеменко
Очень важным источником для понимания психологии современного общества является Москва-Сити.

Некоторое время назад пришлось побывать там в первый раз и это оказалось очень поучительным. Организация архитектурного пространства Москвы-Сити отличается статикой и авторитаризмом стиля, создающими иллюзию отсутствия времени и создателя этого пространства.

Людям в нем отводится строго определенное место и точно зафиксированные направления движения, определяемые деловыми задачами. Не существует точки восприятия этого архитектурного пространства, с которой это пространство воспринималось бы целостно и гармонично. Именно поэтому оно воспринимается сознанием фрагментарно – отдельные здания, комнаты, детали или просто как функциональные места.

Неспособность видеть пространство в целостности является результатом того, что деловая необходимость поглощает все остальные способности восприятия. Природа зданий, их функционал доминирует и определяет восприятие и его уровни. Данная организация пространства пронизана идеей тотального воздействия на всех, находящихся в орбите этого пространства и принудительного подчинения всех одной идее – идее эффективности и максимальной функциональности.

Главной реперной точкой этой архитектуры является небоскреб. Его громадные окна не столько впускают свет, сколько вводят в тело здания окружающее пространство – такие же небоскребы - делают его стены проницаемыми, лишают их и без того незначительной защитной семантики. Таким образом небоскреб экстерьером и интерьером актуализирует, максимально обостряет функциональность и прикладной характер человека, который, находясь в здании еще более ощущает давление окружающего пространства.

То есть это территория воздействия даже тогда, когда это воздействие никем и ничем конкретно не выражается.
Отличительным признаком данной территории является теснота, скученность, формируемая планировкой и архитектурой небоскребов. Эта планировка и архитектура решают важную задачу – лишают человека пространства, подвижности, то есть физической свободы, становятся ретранслятором требований, предъявляемых клерку администрацией, заставляют придерживаться установленного порядка вне зависимости от желания человека.

Небоскреб, если применить к нему терминологию Р.Сеннета, есть «мертвое пространство», то есть пространство, образованное за счет стирания жилого (обжитого, личного) пространства, на месте которого возникает «место пребывания», территория, где не живут, а работают. Такое пространство не может создать образ жизни, оно лишено индивидуальности, характерных черт, вернее, они перестают иметь какое-то значение, кроме утилитарного, как архитектура автобусных остановок, мостов или железнодорожных станций, где ждут транспорта или передвигаются.

Небоскреб, таким образом, становится образцом предельно обезличенного, стандартизированного здания, которое можно построить везде, ярким опытом застройки, легко воспроизводимой и легко уничтожаемой, лишенной любой оригинальности и ценности, архитектурным маркером, которым осваиваются захваченные современной цивилизацией пространства.

Именно небоскреб, как символ современной цивилизации в своем предельном выражении, является универсальным знаком объединения мира под властью капиталистической утилитарности – небоскребы стоят на всей территории цивилизованного мира от Нью Йорка до Парижа, Москвы и Гонконга.

Главной задачей этой архитектуры становится придать массе клерков форму, структурировать и организовать ее, до предела усилить мобилизационные и деловые возможности человеческой или даже биологической массы.

Таким образом, архитектура, которая не может зафиксировать, включить в себя конкретный образ, становится шаблонной, безОбразной, это архитектура дискриминированного, десоциализированного пространства.

https://t.me/yakemenko/15548

[читатель]

"Катехизис еврея СССР" 1946г
Не разрушайте открыто, как делалось в 30-х годах, памятников гойской старины. Сейчас, после войны, когда массы гоев из СССР насмотрелись величественных памятников в Европе, это может вызвать недовольство, чреватое взрывом национальных чувств, тех самых стадных чувств, которыми всегда отличались славяне и которые делали их грозной силой.
Но ничего и не восстанавливайте.
Пройдут годы, и памятники архитектуры, один за другим сами постепенно разрушатся. А хулиганы и «любители старины» остатки растащат по кирпичику. Делайте вид, что не замечаете этого, будучи занятыми решением больших народно-хозяйственных проблем.

"Народ без прошлого, как ребёнок без родителей, начинает всё сначала и из него можно вылепить всё, что необходимо, вложить в него своё миропонимание, свои способы мыслить. Таким образом могут быть обезличены целые народы. Сначала они лишаются своего наследия и традиций, а затем мы их формируем по своему образу и подобию".

В Москве приговорили к уничтожению цирк на Вернадского, здание СЭВ и, похоже, Дом Кино на Поварской… я Москвой занимаюсь много лет, скоро выходит моя книга о Москве и хочу напомнить, что сделали с Москвой те, кто, казалось бы, должен был ее беречь.

Пройдя в наши дни по переулкам Замоскворечья, Заостожья, Арбата, понимаешь, что с Москвой происходит то же самое, что уже творилось в 1930-е годы с одной разницей, что церкви теперь уничтожать не принято. В остальном же масштаб уничтожения старинных зданий города, определяющих его облик, не только сопоставим с тем, что делалось по плану Кагановича, но и давно превзошел жалкого предшественника.

Однако если в 30-е годы все сносы и переделки оправдывались идеологической составляющей, которая базировалась на единой концепции «идеального коммунистического города» (хороша она была или нет – обсуждать не будем), концепции, имевшей свое архитектурное оформление, то сейчас идеологии нет никакой и разрушение исторической среды города обусловлено только получением прибыли и поэтому всяк строит то, что хочет, как хочет и где хочет, лишь бы поближе к центру.

У всех на глазах при полном молчании археологов и всех, кто призван следить за сохранением исторического наследия варварски уничтожен почти полностью весь центр Китай-города – исторического квартала Москвы, где археологические слои с XII-XIII веков! Просто взяли и снесли полностью! Уничтожен квартал старинных зданий на Трубной площади, перестал существовать заповедный район между Остоженкой и набережной Москвы–реки.

Уничтожено историческое Царицыно, вместо него построен потешный «дворец Екатерины», которого там не было. Сожран Бадаевский завод. Практически полностью разрушен квартал между Столешниковым и Дмитровским переулками и четная сторона самого Столешникова, гибнет на глазах Замоскворечье (как и Заостожье - заповедная зона, то есть зона, где вроде бы запрещено всякое новое строительство) в центре растет очередной «клубный сарай». То, что возводится вместо, можно назвать издевательством не только над городом, архитектурными традициями, но и над здравым смыслом – достаточно сходить на Трубную площадь или взглянуть на «Наутилус» на Лубянской площади. За 20 с небольшим лет Москва лишилась более пяти тысяч старинных зданий, помнивших Щепкина, Грибоедова, Пушкина, Чехова, Грабаря, Цветаеву, Островского, Есенина…

Неравнодушные люди говорят, что это вандализм. Нет, термин «вандализм» уже принципиально устарел. Вандалы разрушали не свои, а чужие города, не называя этот процесс «реконструкцией». Доктор архитектуры А.Гозак считает, что «городские подлинники сегодня на 90 процентов разрушены» и с ним трудно не согласиться.

И вот добрались и до цирка и до здания СЭВ. А ведь этот цирк помнит великих людей, включая Карандаша, поколения советских детей выходили из этого здания немного добрее, счастливее, с теплым сердцем. А ведь здание СЭВ один из символов Москвы, памятник той эпохи, когда все мы, нынешние враги или вынужденные сотоварищи, были вместе, оно помнит трагическое время путча и много еще чего помнит оно. А ведь Дом Кино…

Но нет.

Над Москвой круглосуточно кружат обожравшиеся, хищные, отяжелевшие стервятники-«девелоперы» (слово, заменившее «вандал») с налитыми глазами. «Тааак, ну-ка, ну-ка. Ого, вот. Вот сюда и всунем очередной «торгово-офисно-развлекательный»… И сюда…. И вот сюда… Это еще что? Что за старый сарай с колоннами? «Памятник архитектуры»? Ха-ха. Рухлядь. Сносите нахрен!»

Много лет назад я писал – когда снесут все, что более или менее обветшавшее (вместо того, чтобы реставрировать и чинить), начнут сносить все исправное, целое, годное, потому что места в центре уже нет, а яхты сами себя не построят. Первая ласточка была гостиница «Москва» - снесли прекрасное прочное историческое здание и построили чучело, муляж. Теперь покатилось дальше. Что, здание СЭВ грозит падением? Все обветшало? Нет же. Просто стервятнику-девелоперу нужна скважина, откуда он выкачает очередной миллиардик. Пока не обглодают город до костей – не остановятся.

Вот и все.

У Стругацких была книга «Град обреченный».

Это про Москву.



Вместе с подлинными «нажитыми» домами гибнет неповторимый московский пейзаж. Москва всегда была малоэтажной, уютной, теплой (первые шести - восьмиэтажные дома, цветаевские «грузные уроды», появились только в начале ХХ века), что создавало в ней особый жизненный климат и среди прочих особенностей противопоставляло ее Петербургу (не случайно в Петербурге служили, а в Москве отдыхали).

В 30-70-е годы эта среда активно разрушалась (только для строительства Олимпийского комплекса снесли более 200 старинных зданий, а есть еще Калининский проспект), но все равно к 90-м годам уцелел ряд улиц и районов, которые сохраняли типично московский облик и атмосферу.

Теперь этого нет – строить можно везде и выбор места для очередного «офисно-делового-развлекательного» и облик последнего определяется исключительно платежеспособностью заказчика и его изысканным вкусом. Этого не скрывает и главный архитектор Москвы А.Кузьмин, прямо говорящий о том, что 80 процентов проводимого строительства в историческом городе происходит на деньги инвестора и в соответствии с его вкусом (!). Он также отмечает, что «грех не воспользоваться благоприятным для строительства города моментом, иначе деньги могут пройти мимо Москвы». То есть главное не город, а деньги.

Против подлинной старой Москвы идет, не побоюсь этого слова, настоящая война, в которой используются все средства. Главные из них – понижение статуса памятника или вычеркивание его из списков охраняемых, выморачивание годами особняков, поджоги, ночные сносы в том случае, если другие средства не годятся. Примеров сколько угодно.

В интервью «Еженедельному журналу» директор института искусствознания А.И.Комеч говорил: «Уродование, снос и создание заново с различными вариантами застройки памятников культуры стали основным методом реставрации Москвы в последние годы… Ненависть к Москве, непонимание ее ценностей, несоблюдение правовых процедур в 20-30-е и 90-е годы похожи, как две капли воды. С такой ненавистью, как говорят наши архитекторы о «домиках», я встречался только в журналах 1930-х годов… Ненависть, потому что требования сохранять наследие мешают «творчеству».

«Архитектура — выразительница нравов», - сказал Бальзак. Мы видим на московских улицах выражение нравов весьма ограниченной, но влиятельной группы людей, для которых вершиной исполнительского мастерства является Газманов, в сфере скульптуры – Церетели, в сфере живописи –Шилов. История, к которой сейчас очень любят обращаться для оправдания любой современной несуразицы, а подчас и преступления, дает примеры того, что у царей и императоров существовали «свои» скульпторы и живописцы, например Ф.Крюгер у Николая I.

Однако не следует забывать, что император имел, помимо военного, высшее инженерно-строительное образование, был прекрасно образован в целом - хорошо разбирался в вопросах литературы, искусства, архитектуры (во время путешествия в Европу он поразил всех познаниями в живописи), неплохо рисовал сам и свободно говорил на пяти языках. Кроме того, работы фаворитов служили в основном для домашнего пользования и не навязывались обществу.

Сейчас же почти 15 миллионов человек только москвичей обязаны принять как данность произвол «инвесторов» именно потому, что это нравится кому то наверху. На каком основании плебейские вкусы московских чиновников и обожравшихся олигархов должны навязываться миллионам людей – вопрос опять же риторический.

«Тот, кто стоя в Кремле и холодными глазами смотрев на исполинские башни, на древние монастыри, на величественное Замоскворечье, не гордился своим отечеством и не благословлял России, для того (и я скажу это смело) чуждо все великое, ибо он жалостно ограблен природою при самом его рождении». Это Батюшков.

Чем будет гордиться и что благословлять человек, стоящий в Кремле через пять-шесть лет, «жалостно ограбленный», только не природой, а теми, для кого Москва – не история, не люди, не великий город, не столица, а сказочное поле чудес, бесконечно приносящее даже не деньги - бандитское бабло?

Ничем.

https://t.me/yakemenko/17650

[читатель]

Умер Церетели.

«О мертвых – только правду», - как говорил Вольтер.

Исчез один из символов того ужаса, что творился с Москвой в девяностых и двухтысячных.

У коррупционера и вандала Лужкова был вкус кочегара, приватизировавшего котельную и разбогатевшего на торговле казенным углем. Именно поэтому в архитектуре он создал особый, лужковский стиль, словно впитавший в себя всю мировую бездарность и бесстильность. По Москве зашагали чудовищные монстры, в которых не сочеталось ничего ни с чем – окна с фасадами, масштаб с предназначением, колонны со стилем. Вспомните «Наутилус» на Лубянской площади или что-то невероятное по омерзительности с черными колоннами рядом с «Менделеевской» или огромный сундук в начале Арбата напротив уничтоженной «Праги» - «профессиональное и этическое преступление» как говорил доктор архитектуры А.Гозак. И непременные башенки, башенки, башенки… Лужков ухитрился создавать здания, которые никогда не станут памятниками архитектуры.

Вместе с этим началось такое уничтожение старой, подлинной Москвы, которое не снилось никакому Сталину. Один из немецких архитекторов, приехавший в Москву в 2000-х после почти тридцатилетнего перерыва, пришел в ужас. «Что вы сделали со своим городом?» - спросил он у кого-то из лужковских прихлебателей. «А разве в Берлине мало современных зданий?» - спросил прихлебатель. «Да, вы правы, - ответил архитектор, - но Берлин для этого пришлось бомбить».

Москву врагу бомбить не пришлось – Лужков и компашка справились сами. Одним из ревностных помощников Лужкова в этом деле и был Церетели. Человек без вкуса и таланта получил в кормление великий уникальный город. Было где развернуться. Отныне все скульптурные проекты в Москве, все памятники утверждались только им и все талантливое, необычное, искреннее выбрасывалось. (https://t.me/yakemenko/18392)

Известно, что примитивным людям нравится все огромное, масштабное или миленькое, забавное. Церетели точно почувствовал эту черту Лужкова. В Александровском саду, памятнике войны 1812 года завелись пошлые бронзовые, абсолютно неуместные зверушки, над которыми парили кони с огромными накачанными задами, все это окружила приземистая, кряжистая баллюстрадка. На стрелке Москвы-реки и канала встал диких, совершенно не московских размеров Петр в тапках и со шпагой, который хоть и родился в Москве, но её не терпел и при первой возможности уехал. На бушпритах повисли Андреевские флаги, хотя бушприт всегда был местом для флагов вражеских потопленных кораблей.

Словно насаженный на кол Де Голль появился у гостиницы «Космос» - Франция его с негодованием отвергла, а в Москве место ему нашлось. Чудовищной, дикой мозаикой украсили метро «Парк Победы». (https://t.me/yakemenko/12956) На Храм Христа Спасителя налепили по его совету … бронзовые горельефы, как на старинный комод. И т.д. За копейки «великий скульптор и художник» получал в Москве роскошные особняки, которые превращал в музеи имени себя. Бессмертных творений было столько, что их выпирало из интерьеров и они массово занимали дворы.

Стилем Церетели, навязанном всей Москве стало отсутствие стиля, дешевка, вызывающая пошлость, которую Пастернак определял как «власть бездарности, которая позволяет себе господствовать». И, как точно писал Чехов: «с течением времени в городе к бездарности отца пригляделись, она укоренилась и стала нашим стилем».

Мне довелось к ним неоднократно встречаться – мы с ним были в Общественной Палате и сидели обычно рядом, так как рассаживали на общих заседаниях по алфавиту – он на «Ц», я на «Я». И он всегда изображал «художника», всегда «творил» - брал чистые листы и огромной толстенной ручкой цыганского стиля, оплетенной в серебро, рисовал «портреты». Оригинал на портрете можно было узнать только по внешним признакам – архиерея по клобуку и кресту, пожилую даму по очкам, военного по погонам и медалям. «Портреты» после заседания он показывал изображенным (те вежливо улыбались), но не дарил – очевидно, они должны были составить уникальный фонд его творческого наследия…

И вот его не стало. Вечная память.

А Москве пора выздоравливать от его «наследия». За эти годы оно так и не стало для города своим.

https://t.me/yakemenko/18528